«После того удара я не мог нормально спать. Я видел её рыжие волосы, бесконечно ощущал электрические разряды. Я так люблю тебя, но разве мы можем идти против Вселенной?»
«Я решил встретиться с ней всего один раз. Поговорить. Просто поговорить. Она оказалась приятной девушкой. Очень сожалела, что так внезапно возникла на нашем пути.»
«После той встречи меня стало тянуть к ней. Словно мы проглотили здоровенные магниты. Я так люблю тебя, но разве мы можем…»
«Эва, шесть лет назад мы заблудились. Возможно, нам просто хотелось не чувствовать себя одинокими. Вероника – моя родственная душа. У нас столько общего, у нас всё общее».
«Я так люблю тебя, но это всё лишь блажь. Неправда. Вымысел. Представь, что все мы – части разбитых тарелок. Наши с тобой осколки вроде подходили друг к другу, но только лишь потому, что нам самим так хотелось. Это неправильно. Такую тарелку не склеить. Из неё нельзя есть».
«Ты мой самый дорогой человек. Так будет лучше. Тебя тоже ударит».
«Прости».
И он ушёл.
И забрал с собой их будущее.
*
Жизнь после расставания похожа на попытки выдавить из пачки с джемом его остатки. Ты тщетно пытаешься найти в себе хоть какие-то жизненные силы, но по итогу лишь издаёшь какие-то хлюпающие звуки и отвратительно выглядишь.
Эва мгновенно вернулась к привычной жизни. Окружающие действительно восприняли смерть её сердца как ожидаемый финал детской игры. Это даже помогало. Меньше рыданий – больше возможностей быстрее собрать себя по кусочкам. Он много работала, вечера проводила в кино, библиотеке, любимом баре, на диване… И по-прежнему общалась с Артуром. И Вероникой. Во всём, конечно, виновата её сестра. Через пару недель после никакой не трагедии она пригласила на свой День Рождения Веронику и Артура. Верартур, кстати (бла-бла). Эве она сказала, что произошедшее нужно воспринимать как избавление от ненужного груза и возвращение на путь истинный. Так и сделали. Эве и Артуру сначала было некомфортно, но постепенно они свыклись с новыми ролями и начали вести себя как старые знакомые. Верартур одевались в одной цветовой гамме, договаривали друг за другом предложения и смеялись над одними и теми же шутками. Это было мило. Настолько мило, что хотелось утопить обоих. Вокруг все умилялись новой парочке и всерьёз говорили об их совместном будущем. Конечно, другого-то пути нет. Всё предопределено.
Вскоре такие встречи стали постоянными. Заглушить боль дружбой оказалось не так сложно. Бледность от потери всей крови легко скрывает пудра. Частые случайные взгляды больше не несут никакой интимности. Вероника дарит Эве подвеску «Дружба навсегда» и благодарит её за заботу об Артуре. Их отношения теперь воспринимаются как затянувшаяся передержка.
Эва счастлива за Артура. Кажется, он действительно на своём месте. Он сделал правильный выбор.
Артур счастлив за Эву. Кажется, она действительно пришла в норму и даже счастлива. Правда, он полный идиот и сделал абсолютно неправильный выбор.
Зато его ударило током.
И подумаешь, что внезапная тяга к Веронике на деле оказалась попыткой побега от самого себя. Ему нужно было спрятаться за судьбой и избавить себя от необходимости принятия решения. Он трус. И зачем тогда он нужен Эве?
Любил ли он свою родственную душу? Нет. Иногда, сидя в компании друзей, он мечтал раствориться в аромате духов Эвы, стать случайной ниточкой на её платье, воздухом, который она вдыхает. Он так любил её и так ненавидел себя.
В конце концов, его ударило током. А её нет.
Однажды вечером – это было в такой противный четверг, когда на улице бесконечно буйствует ноябрьский ливень, а во всех кафе подают рыбу – Эву пригласили в ЕЁ любимый бар выпить любимого пива ВЕРОНИКИ. Она согласилась – так поступают настоящие друзья. Встреча была, как всегда, весёлой. Можно сказать, дружеской. Вероника поглаживала ладонь Артура, а её прекрасные зубы отражались в бутылках на полках. Диско-шар, не иначе.
Эве стало нечем дышать от этой идиллии, поэтому она решила ретироваться в туалет. Припудрить нос, освежиться, повыть в голос. Она решительным шагом отправилась к комнате избавления и так же решительно врезалась в проходящего мимо парня. И случился бах.