Разряд пришёлся прямо в сердце. Она смотрела в потолок, из каждой его трещины на неё лился какой-то апельсиновый свет. В голове звучала «Слова как оружие» Birdy. Было красиво. Наверное, встречи с нашими соулмейтами похожи на смерть. Ты чувствуешь резкую боль, попадаешь в светящийся туннель, а на выходе тебя ждёт твоя небесная кара в лице одного человека.
Над Эвой как раз склонилось такое лицо. Всмотревшись в него, Эва поняла, что за апельсиновый свет струился из потолка. Её электрический проводник был рыжим.
«Пиздец», - сказала Эва.
«Пиздец», - сказал Артур.
«Донал», - сказал Донал.
**
Когда Бог проводил ребрендинг любви, он явно думал о динозаврах.
Эва шла по улице, вцепившись в руку Донала. Они не расставались с того вечера. Не то чтобы она без памяти влюбилась. Просто она посмотрела в его глаза цвета морской тины и увидела в них себя. Узоры его рубашки повторяли орнамент её платья, он озвучивал её мысли и как-то странно излучал уют и спокойствие. Друзья Эвы, видевшие эту встречу, в миг приняли парня в свою компанию. Вероника щебетала про цвет их волос (ну про динозавров думал, серьёзно), сестра Эвы расспрашивала про его жизнь, Артур сверлил глазами Эву. Донал влился в жизнь девушки как сироп от кашля в больное горло. Он заполнил собой всё трещины, словно всегда там был.
И Эва приняла это. Нет, это слово слишком простое. Нужно пострашнее: сми-ри-лась.
Странное дело, ей никогда не рассказывали, что встреча с родственной душой вовсе не равна любви. Ваша предначертанная связь сулит спокойствие и комфорт. Никаких разбитых сердец – только взаимопонимание и поддержка. Этакий эквивалент скафандра. Оказывается, людям проще запереться в комнате с мягкими стенами, окружить себя мебелью без острых углов, лишь бы избежать той боли, о которой когда-то писались книги, снимались фильмы, слагались песни. У вас одно сердце на двоих, и никто на него больше не претендует. Конечно, из этого сердца может пропасть вся жизнь, но…
Эва не влюбилась в Донала. Она часами наблюдала за ним, пытаясь зацепиться за малейшую его деталь, чтобы взрастить в себе это чувство. Но садовник из неё не очень. Поэтому она просто смирилась. С ним Эва в безопасности.
Они шли на очередной День Рождения её сестры. Они были вместе: он мягко держал её ладонь, а она хваталась за этот буфер, боясь потерять и снова остаться беспомощной.
Вечеринка была домашней. Сестра решила устроить просмотр старых дисков с домашним видео. Неплохое напоминание об упущенных годах. В гостиной была куча народа, все смотрели ролики и умело отыгрывали радость и заинтересованность. Что-то такое уже было в их жизни: те же люди, та же песни, те же красные стаканчики….
Внезапно на огромном экране (подарок больницы по случаю выхода из комы) появилась Эва пятилетней давности. Она что-то весело кричала кому-то за оператором и улыбалась. Этой улыбки никто не видел уже больше года. Как и этого взгляда. Камера сменила ракурс и в кадре оказался Артур, который старательно пытался включить «страстную музыку, чтобы показать, как надо любить». Когда ему это удалось, он стремительно двинулся к Эве, схватил её за руку и вытащил на большой стол в центре зала. Танцевать они оба не умели, но это не мешало им слиться с шумом мира и тут же оглохнуть от него. Они оказались в каком-то своём пространстве, где время текло в обратном направлении. Двигались не в такт, много смеялись, обнимались и, кажется, дышали. Артур где-то раздобыл розу, вцепился в неё зубами и то и дело передавал колючий стебель Эве. В этом танце не было ничего эстетичного. Он был просто ужасным. У зрителей вполне мог начаться приступ эпилепсии. Однако, нынешние Эва и Артур не могли отвести взгляда от глади экрана. Они смотрели не на происходящее там. В стекле отражались их глаза. Они смотрели друг на друга. Вокруг все смеялись и давали советы танцорам: Вероника собиралась записаться вместе с «пирожочком» на латино, Донал вспоминал, что сам когда-то занимался капоэйрой («красиво, но опасно»). Не было никакой скованности, никто не видел в этих огрызках чужих воспоминаний ничего предрассудительного. И даже когда Эва выбежала на улицу, а Артур выскочил за ней – всё было нормально.
На улице пахло типичной драмой. Начинался дождь. И, наверное, им нужно было выбежать прямо в центр дороги, начать кричать и выплёвывать друг в друга взаимные претензии. Но они просто ушли вглубь сада, плечом к плечу сели на скамейку и наконец-то поговорили. Без кавычек – только настоящие тире.