- Мы получили не станок, а кота в мешке. Сидят там работнички!
- В чем дело? - насторожился директор Геннадий Трофимович Пышкин, зная чудаковатость главного конструктора.
- Намудрили.
Геннадий Трофимович поморщился. Это был высокий, раздобревший красавец мужчина лет около пятидесяти, белокурый, голубоглазый, веселый, очень подвижной.
- Ну, знаете, дорогой Иван Федорович, вам не мешало бы выбирать выражения. Проект одобрен и утвержден в Москве, - заметил директор.
- А хиба там дурнив нема? Геннадий Трофимович нахмурился.
- У вас, дорогой, наверное, опять печень не в порядке? Что, станок очень сложный? - спросил он.
- Ерундистика. Посмотрите сами.
Геннадий Трофимович молча разложил перед собой чертежи, присматриваясь к пометкам Тараненко. Хотя он и не силен был в чертежах - отвык на административной работе, - но дефекты, помеченные карандашом, заметил. Ему звонили из главка, просили принять все меры, чтобы не задерживать освоение нового станка. Геннадий Трофимович пообещал немедленно сделать все, чтобы новому станку дать зеленую улицу. И вот, теперь полюбуйся! Этот Тараненко всегда что-нибудь найдет в проектах, спущенных сверху. Начнется канитель с главком, научно-исследовательским институтом. Там на местных специалистов смотрят скептически, мол, что они понимают.
Директор не забыл еще историю с проектом станка, тоже спущенного главком три года назад. Тараненко начисто раскритиковал его. Завод два месяца спорил с институтом и главком. В этот спор вынуждено было вмешаться министерство, оно затребовало проект станка, предназначенного для многосерийного производства, и передало заказ другому заводу. Там освоили станок, а Пышкину взамен прислали «гроб» - так он назвал новую модель сложного громоздкого станка, с которым возились больше двух лет. Он считал, что министерство в наказание прислало эту модель, чтобы не привередничали. И хуже всего то, что на этот станок было мало заказов.
До встречи с Тараненко директор, как рачительный хозяин, радовался, что завод получил многосерийный заказ, считал, что это сделали для него работники главка, с которыми он был в хороших отношениях.
- А не кажется ли вам, дорогой, что мы рискуем повторить старую историю? - сказал Пышкин.
- Яку историю? - спросил главный конструктор, хитро прищурив подслеповатые глаза.
- Да когда вы забраковали многосерийный станок, а они нам взамен подсунули «гроб».
- А-а, - певуче протянул Тараненко. - Но его заново переделал завод, который принял заказ. И выходит, что мы с вами были правы.
- Так что же, дорогой, прикажете делать, а?
- Вернуть проект главку. Нехай ему черт!
- А вы, дорогой, все-таки не спешите с выводами. Проверьте еще раз. Дайте ведущим конструкторам. Ум хорошо, а десять лучше. Тут надо десять раз отмерить.
- Добре. Сделаем, десять раз отмеряем.
Тараненко был прав, станок нуждался в значительной доработке. Пышкин позвонил в главк, сообщил, что заказ в таком виде принять нельзя. Оттуда последовало указание: срочно устранить недостатки и готовить станок для серийного производства. И вот конструкторское бюро, понукаемое директором, переключилось на доведение станка с лихорадочной поспешностью. Пышкин, шумный и оживленный, два-три раза на день забегал к конструкторам, полушутя, полусерьезно говорил:
- Ну что, добры молодцы, копаетесь? Главк бомбит телеграммами, а вы не можете раскачаться. Темпов не вижу, милые, темпов!
- Не понимаю, как могли одобрить недоработанный проект? Боюсь, что ничего не получится. Его надо делать заново, - отвечал Тараненко.
- Ну, ну, голубчик, - улыбался своей добродушной улыбкой Пышкин. - Не будьте скептиком. У кого не бывает просчетов.
- Сидят там дармоеды, оторванные от производства, - брюзжал Тараненко.
- Ай-ай-ай, какой вы сегодня злой, Иван Федорович! Нехорошо, нехорошо, голубчик. - Пышкин качал головой, не переставая улыбаться. Его никто никогда не видел хмурым, раздражительным и злым.
- Нет чтобы конкретно руководить производством…
- Вы, дорогой Иван Федорович, везде и всюду видите бюрократизм. Нельзя так. Вот что, дорогой, давайте темпы. Страна ждет новый станок. Темпов не вижу, темпов!
Геннадий Трофимович умел в шутливой, веселой манере требовать от своих подчиненных. Он никогда не повышал голоса, даже разнос он делал улыбаясь. Вынесет выговор и тут же скажет:
- Ай-ай, как нехорошо! Как же вы это, а? Сплоховал, сплоховал, голубчик. Надеюсь, этого больше не повторится.
В главке и министерстве Пышкин был на хорошем счету, завод выполнял планы, продукцию выпускал качественную, работал рентабельно, давал много экономии.
- Добряк! - отзывались о нем рабочие.
- Дипломат! - говорили инженеры.
Проект станка доработали в конструкторском бюро. Тараненко скрепя сердце под нажимом Пышкина-подписал его. Станок отличался громоздкостью, сложностью регулировки. Но заказ был срочным.
Когда станок был собран и поставлен на испытание, вот тут-то и обнаружились все минусы: он оказался очень капризным.
- Ой, наберемся мы с ним хлопот, - почесывая висок, сказал Тараненко Пышкину. - От рекламаций не будет нам житья.
- Рано еще панихиду петь, дорогой. Надо изучать его характер. Может, кое-что на ходу доделаем,- ответил Пышкин.
И снова начались доделки.
- Вот навязали нам чертяку на наши головы,- ворчал Тараненко.
После многочисленных доделок и доводок на ходу приехала на завод приемочная комиссия. Тараненко по опыту знал, что члены приемочной комиссии обычно придирчивы к новым маркам станков, поэтому очень беспокоился за судьбу станка. Однако, к его удивлению, комиссия довольно снисходительно отнеслась к первенцу, благословила его, и он пошел в производство без дополнительных стационарных испытаний. Вскоре завод получил первые рекламации.
- Вот вам, Геннадий Трофимович, и новый «гроб». Не було бабе хлопот, так вона купила порося, - сказал Тараненко.
На румяном, добродушном лице Пышкина мелькнула горькая улыбка. В душе он считал себя виновником во всем. Надо было отказаться от этого заказа, тем более его предупреждал главный конструктор. Но он не сделал этого, доверился авторитетному мнению работников главка, научно-исследовательскому институту. А тут еще спешка. Но Геннадий Трофимович был не из тех, которые берут на себя вину.
- Проект-то был одобрен институтом и главком, утвержден министерством, - напомнил Пышкин. - Рано еще нам отчаиваться, дорогой. Заводы просто не успели освоить станок. У нас при испытании он дал неплохие результаты. Придется послать своих людей, пусть помогут наладить. А нет, пусть главк пришлет авторов проекта, - сказал Пышкин.
- Мой совет: чем скорее снимем его с производства, тем лучше. Нехай ему черт!
- Крайности, дорогой, крайности! Мы его еще испытаем у себя, может, кое-что подправим.
Николай Горбачев в это время работал в сборочном цехе за бригадира участка, где собирался злополучный станок. Еще при сборке он видел в новой модели много недостатков, просчетов, хотя замысел был хороший. Приблизительно над таким же типом универсального станка работал и он с Василием.
Вечером Николай развернул чертежи и долго рассматривал их. «А ведь мы были на правильном пути,- подумал он. - Пожалуй, есть смысл продолжить работу».
Днем он зашел в конструкторскую. Василий сидел за своим столом, производя на бумаге математические расчеты.
- Колдуем? - спросил Николай.
- Как видишь, - ответил Василий, положив тонко отточенный карандаш. Лицо его было усталым, видно, расчеты утомили его, и он обрадовался поводу отвлечься от цифр.
- Вчера и сегодня я просматривал наши чертежи. Мы уже многое сделали. Мне кажется, надо быстрее заканчивать проект станка, - сказал Николай.