Василий начал работать над книгой. Ему хотелось написать правдивую книгу о том, что он хорошо знал, показать людей производства, борьбу нового со старым. За основу он брал живых людей, только менял их фамилии, усиливал черты характеров, а некоторых писал с натуры, настолько они были яркие и самобытные.
Работал над рукописью по ночам, когда в доме все спали. Работа так захватила и увлекла его, что в творческом горении он чувствовал почти физическую потребность. Это было настоящее вдохновение. Слова легко ложились на бумагу.
Надя стала замечать, что он все чаще засиживается до утра, а на работу уходит с покрасневшими от недосыпания глазами и припухшими веками.
- Нельзя так! - не раз говорила она.
- Ничего, Наденька! Видишь, я здоров. И вовсе я не устаю, - отвечал Василий с улыбкой человека, сделавшего что-то полезное и значительное.
- Надо приучить себя спать после обеда. Вчера ты тоже сидел до трех ночи.
- Пустяки! Мне хватит моего здоровья. И не спросишь, над чем я работаю, - сказал Василий, гладя мягкие белокурые волосы жены.
- Если не секрет, сам скажешь, - улыбнулась Надя.
- Задумал написать книгу. - Заметив удивление на лице жены, добавил: - Понимаешь, художественное произведение. Ну, повесть или роман. Я и сам еще не знаю, что получится. Ты не веришь в мои силы, тебе, смешно? Хочешь, я прочту тебе некоторые отрывки, а ты скажешь, стоит ли мне заниматься этим делом.
Василий прочел ей главу из своей рукописи. Надя долго молчала, не зная, что ему сказать. Сказать, что написано плохо, не могла, потому что глава была написана тепло и взволнованно. Но и сказать, что написано хорошо, не позволяла ее натура. Не чувствовалось опытной руки художника.
- Ну как? Тебе не нравится? Плохо? - спросил Василий.
- Что-то получается, - ответила Надя. Василию хотелось, чтобы Надя пришла в восторг от
прочитанного. Поэтому ее оценка несколько расхолодила его. Начинающему писателю всегда кажется, что все им написанное если не гениально, то талантливо.
- Некоторые места мне не нравятся, - сказала Надя.
- Например?
- Неправдоподобно молодой человек рассуждает о своем месте на производстве. И в разговоре с любимой девушкой чувствуется натяжка.
Василий вынужден был согласиться с замечаниями Нади, хотя они и воспринимались с обидой Он и раньше замечал, что Надя всегда тонко чувствует искусство.
- Теперь скажи мне, только прямо и честно: стоит ли мне заниматься литературой?
- А послушал бы меня, если бы я сказала не стоит?
- Послушал бы.
- Тогда не пиши, - сказала Надя не то шугя, не то серьезно. Василия обескуражило это заявление.
- Из тебя никогда не выйдет писателя, ты и сам не уверен в своих силах, в своем таланте.
Надя верила в литературные способности мужа. Но способности - это не талант, а без него в литературе делать нечего. Иногда способный человек, возомнив, что он все умеет, начинает вдруг разбрасываться, распылять свои силы…
Николай прислал из Москвы Василию письмо, в котором сообщал о своих делах. От письма веяло холодом сомнения и безнадежности, хотя в конце письма Николай уверял, что не остановится на полпути.
- Вот, видишь, - сказал Василий, прочитав Наде письмо. - Я же говорил ему, что это бессмысленная затея. Чудак!
Надя посмотрела на него и грустно вздохнула.
- Меня удивляет твое отношение к тому, что Николай делает. Ты и сам был уверен, что ваш станок нужен для народного хозяйства, - с упреком проговорила она.
- Верил. Ну и что с того? А потом перестал верить. У нас в стране сейчас тысячи моделей станков И изобрести что-нибудь оригинальное - почти невозможно. Нет, изобретать я больше не буду.
- Только потому, что на пути встретились трудности?
- Понимаешь, это очень оскорбительно, если ты работаешь, стремишься сделать что-то полезное, а тебя вместо благодарности обвиняют черт знает в чем.
- Почему же ты Николая назвал чудаком? Он честно и мужественно отстаивает справедливость.
- Но если дело окончательно провалено…
- Это нехорошо, что ты поспешил умыть руки. Вместе трудились, вместе надо было отстаивать проект. - Надя нахмурила брови.
Василий смущенно улыбнулся. Ему стало неловко перед женой. Может быть, она и права: у него не хватает принципиальности. Но слышать такие упреки oт жены было очень обидно.
За день до возвращения Николая из Москвы по воду пронесся слух, что директор уволил его с работы. Василий не поверил этому. Но на доске висел приказ об увольнении восьми работников заводоуправления. Среди них был и Горбачев. Он не мог понять как же Николай очутился в штате административно-управленческого аппарата, если все время работал непосредственно на производстве? Тут какое-то недоразумение.
Удивление Василия сменилось догадкой: уж не ловкий ли ход директора, чтобы избавиться от беспокойного человека? Уволить хорошего инженера-производственника с такой формулировкой - это больше чей странно.
Василий зашел к главному инженеру.
- Иван Леонтьевич, что же это получается с Горбачевым?
- В приказе об этом сказано довольно ясно. Горбачев попал под сокращение управленческого аппарата, - ответил Пастухов.
- Позвольте, Горбачев никогда не был в штатах заводоуправления, - возразил Василий.
- Идите к директору, - посоветовал Пастухов. От главного инженера Василий зашел в партком к Ломакину.
- Павел Захарович, может, хоть вы объясните, что за комедию разыграли с Горбачевым? - начал Василий.
- Да, нехорошо получилось. - Ломакин провел ладонью по лысине. - Не посоветовался ни с парткомом, ни с заводским комитетом. - Зазвонил телефон. Ломакин взял трубку. - Да! Мое мнение по этому поводу? Факт - безобразный. Об этом спросите у Пышкина. - Ломакин опустил трубку. - Вот, сотый раз звонят о Горбачеве. Я говорил уже с директором. Он не хочет отменять приказ. Формально-то он прав. Но мы заставим его отменить приказ. Так что можете не волноваться, товарищ Торопов.
Василия не успокоил разговор с Ломакиным, он пошел к директору. Геннадий Трофимович говорил по телефону. Заметив Торопова, кивнул ему, указал рукой на кресло. Василий подождал, когда директор закончит разговор.
Пышкин положил трубку и добродушно, почти с ребяческой улыбкой посмотрел на Василия.
- Ну-с, товарищ изобретатель?
- Геннадий Трофимович, вы несправедливо поступили с Горбачевым. Я протестую самым решительным образом, - сказал Василий, не в силах сдержать возмущения.
- Спокойно, милый, спокойно.
- Можно ли быть спокойным, когда вы незаконно уволили хорошего инженера. Он поехал в Москву отстаивать проект станка, одобренного вами, конструкторским бюро, общественностью завода, - напомнил Василий.
- Зачем напрасно нервничать, дорогой? Увольнение Горбачева ни в коей мере не связано с вашим злополучным проектом. Я и так месяц тянул с сокращением штатов. На это имеются указания министерства. Так что сочувствую, но помочь, увы, не в моих силах, - Геннадий Трофимович широко развел руками.
- Могли бы вы хоть подождать возвращения Горбачева…
- Я несколько месяцев держал его на заштатной должности. А за такие штуки крепко греют нашего брата.
- Но ведь Горбачев приехал сюда после института по путевке министерства. Он производственник. Вы не имеете права увольнять его при сокращении управленческого аппарата, - говорил Василий, все больше распаляясь.
- Вашему Горбачеву я создал все условия для работы. Он, видите ли, не сработался с начальником цеха! Куда же прикажете деть его теперь? Или снова держать на заштатной должности? - спросил директор. Он перестал уже улыбаться, постукивал пальцами по зеленому сукну стола.