Идет Овдотья да по улице.
Как завидел Хотенушко сын Блудович,
Он встречает свою маменьку родимую:
«Уж ты ой еси, маменька моя родимая!
Уж ты что же идешь со честна пира,
Со честна пира идешь ты невесела:
Опустила свою буйну главу со могучих плеч,
Потопила свои очи в матушку сыру в землю?
А пьяница над тобой не посмеялся ли?
А безумница над тобой ли поругалася?
Еще пивным ковшом тебя ли о́бнесли?
Али чара зелена вина тебе не в доход дошла?»
Говорит ему маменька родимая:
«Уж ты ой еси, Хотенушко сын Блудович!
И пьяница надо мной не смеялся же,
И безумница надо мной не ругалася,
И пивным ковшом меня не о́бнесли,
И чарой зелена́ вина меня не о́бошли,
Была на пиру да молода вдова,
Уж как на́ имя Офимья Чусова жена.
Наливала я чару зелена вина,
Подносила Офимье Чусовой жене,
Сама я говорила да таковы слова:
«Есть у меня Хотенушко сын Блудович,
Еще есть у тебя Чайна прекрасная, —
А не дашь ли ты ее да за его взамуж?»
Ай еще это Офимье за беду стало,
За великую досадушку показалося, —
Она вылила чару ко мне на белы груди,
Облила у меня портище во пятьсот рублей,
А сама говорила таковы слова:
«А отец у его был Блудище,
А сын-то уродился уродище, —
А уродище родилось, куря́ подсле́пое:
На кой же день зерня грянет же,
На тот же день куря сыт живет;
На который день зерня не грянет же,
На тот же день да куря голоден».
Еще это Хотенушку за беду стало,
За великую досадушку показалося.
Разгорелось у Хотенушка ретиво сердце,
Закипела у Хотенушка кровь горячая,
Расходилися его да могучие плечи.
Пошел Хотенушко на конюшен двор,
Он и брал коня себе да доброго,
Брал коня да седлал его седелышком.
Скочил-то Хотенушко на добра коня,
Он поехал по городу по Киеву.
Он доехал до дому до Чусового,
Ткнул копьем да в ворота широкие,
Он унес-то ворота да середи двора.
Тут выглядывала Чайна прекрасная,
А сама говорила да таковы слова:
«Уж ты ой еси, Хотенушко сын Блудович!
А отец у тебя был ведь Блудище,
А и ты-то уродился уродище,
А уродище родилось, куря подслепое:
На кой же день зерня грянет же,
А на тот же день да куря сыт живет;
На кой же день зерня не грянет же,
На тот же день да куря голоден».
А еще это Хотенушку да за беду стало,
За великую досадушку показалося:
Он ударил-то своей палицей боёвою,
Он ударил-то во высок терем,
Он сшиб-то терем по окошечкам, —
Тут едва ведь Чайна за лавку да увалилася.
Как идет-то Офимья да со честна́ пиру,
Со честного пиру идет княженецкого,
А сама говорит да таковы слова:
«Кажись, не было ни бури и ни па́деры, —
А все-то мое домишечко развоевано».
Как встречает ее Чайна прекрасная,
Сама говорит да таковы слова:
«Уж ты ой еси, маменька родимая!
Приезжал Хотенушко сын Блудович.
Он ткнул копьем в ворота широкие,
Он унес-то ворота да середи двора.
А выглядывала я, Чайна, за окошечко,
Я сама говорила ему таковы слова:
«Уж ты ой еси, Хотенушко сын Блудович!
Отец-то у тебя был ведь Блудище,
А ты-то уродился уродище,
А уродище родилось, куря подслепое».
Он ударил палицей во высок терем,
Он сшиб да терем по окошечкам.
Я едва же, Чайна, за лавку увалилася».
Еще это Офимье за беду стало,
За великую досадушку показалося.
Пошла Офимья ко князю ко Владимиру,
А сама говорила таковы слова:
«Уж ты солнышко Владимир стольнокиевский!
Уж ты дай мне право на Хотенушка».
Говорит ей Владимир стольнокиевский:
«Уж ты ой еси, Офимья Чусова жена!
Ты найми-ко силы да хоть тысячу,
У тебя есть девять сынов, —
Уж ты трех сыновей дай воеводами,
А посылай-ко их да во чисто поле».
Тут пошла вдова, наняла силы тысячу,
Она трех сынов послала воеводами.
А поезжают сыновья, сами плачут же:
«Уж ты ой еси, маменька наша родимая!
Не побить нам Хотенушка во чистом поле».
Как пошла-то силушка Чусовая,
Как завидел Хотенушко силу во чистом поле, —
Он приехал-то ко силушке ко Чусовыи,
Он сам говорил да таковы слова:
«Вы охочая ли сила или невольная?»
Отвечает тут силушка великая:
«Мы охочая же силушка наемная».
Зачал Хотенушко по силушке поезживать:
Он куда ни приедет — улицей валит,
Он назад отмахнет, дак тут площадью.
Он прибил-то всю силушку до единого,
Он трех сыновей дак живком схватил,
Он живком их схватил да волосами связал,
Волосами связал, через коня бросил,
Он привез-то братьев ко белу шатру.