А учуло тут ведь ухо да богатырское,
А завидело око да молодецкое,
Тут ставает удалой да доброй молодец,
Из того же из угла да из переднего,
Из того же порядку да богатырского,
Из-за того же из-за стола середнего,
Как со той со лавки, с дубовой доски,
Молодой Алешенька Попович млад.
Он выходит на се́реду кирпищат пол,
Становился ко князю да ко Владимиру:
«Ох ты ой еси, солнышко Владимир-князь!
Ты позволь-ко, позволь мне слово вымолвить,
Не позволишь за слово ты казнить меня,
Ты казнить, засудить да голову сложить,
Голову-то сложить да ты под меч склонить».
Говорит-то тут Владимир-князь:
«Говори ты, Алеша, да не упадывай,
Ни единого ты слова да не уранивай».
Говорит тут Алешенька Попович млад:
«Ох вы ой еси, два брата, два родимые!
Вы Лука да Матвей дети Петровичи!
Уж я знаю про вашу сестру родимую, —
А видал я, видал да на руке сыпал,
На руке сыпал, уста целовывал».
Говорят-то два брата, два родимые:
«Не пустым ли ты, Алеша, да похваляешься?»
Говорит тут Алешенька Попович млад:
«Ох вы ой еси, два брата, два родимые!
Вы бежите-ко нынь да вон на улицу,
Вы бежите-ко скоро да к своему двору,
К своему вы двору, к высоку терему,
Закатайте вы ком да снегу белого,
Уж вы бросьте-кось в окошечко косящато,
Припадите вы ухом да ко окошечку,
Уж как что ваша сестра тут говорить станет».
А на то ребята не ослушались,
Побежали они да вон на улицу,
Прибежали они да к своему двору,
Закатали они ком да снегу белого,
Они бросили Настасье во окошечко.
Как припали они ухом да ко окошечку,
Говорит тут Настасья дочь Петровична:
«Ох ты ой еси, Алешенька Попович млад!
Уж ты что рано идешь да с весела пиру?
Разве пир-от для тебя не честен был?
Разве подносчички тебе были не вежливы?
А не вежливы были да не очестливы?»
Кабы тут-то ребятам за беду стало,
За великую досаду показалося,
А хотят они вести ее во чисто поле.
Как тут-то Алешеньке за беду стало,
За великую досаду показалося:
«Ох ты ой еси, солнышко Владимир-князь!
Ты позволь мне, позволь сходить посвататься,
Ты позволь мне позвать да стара казака,
Ты позволь мне — Добрынюшку Никитича,
А ребята-те роду ведь вольного,
Уж как вольного роду-то смиренного».
Уж позволил им солнышко Владимир-князь.
Побежали тут ребята скоро-наскоро,
А заходят во гридню да во столовую,
Они богу-то молятся по-ученому,
Они крест кладут да по-писаному,
Как молитву говорят полну Исусову,
Кланяются да на все стороны,
А Луке да Матвею на особицу:
«Мы пришли, ребята, к вам посвататься,
Кабы честным порядком с весела пиру,
А не можно ли как дело сделати?
А не можно ли отдать сестру родимую?»
Говорит тут стар казак Илья Муромец:
«Не про нас была пословица положена,
А и нам, молодцам, да пригодилася:
Кабы в первой вине да бог простит,
А в другой-то вине да можно вам простить,
А третья-то вина не надлежит еще».
Подавал тут он ведь чару зелена вина,
Не великую, не малу — полтора ведра,
Да припалнивал меду тут сладкого,
На закуску калач да бел крупичатый;
Подавают они чару да обема́ рукми,
Поблизешенько они да придвигаются,
Понизешенько они им да поклоняются,
А берут-то братья чару единой рукой,
А как пыот-ту де чару к едину духу,
Кабы сами они за чарой да выговаривают:
«А обмыло наше да ретиво сердце,
Взвеселило у нас да буйну голову».
Веселым-де пирком да они свадебкой,
Как повыдали сестру свою родимую,
За того же Алешеньку Поповича.