А и едет ко городу Киеву,
Что ко ласкову князю Владимиру,
Чудотворцам в Киеве молитися,
Послужить верою и правдою,
По заочью князю не изменою.
Как и будет он в городе Киеве
Среди двора княженецкого,
Вскочил Казаренин со добра коня,
Привязал коня к дубову́ столбу,
К дубову столбу, к кольцу булатному,
Походил в гридню во светлую,
Ко великому князю ко Владимиру,
Поклонился князю со княгинею
И на все четыре стороны.
Говорил ему ласковый Владимир-князь:
«Гой еси, удача добрый молодец!
Отколь приехал, отколь тебя бог принес?
Еще как тебя, молодца, именем зовут?
А по имени тебе можно место дать,
По изотчеству можно пожаловати».
И сказал удалый добрый молодец:
«А зовут меня Михайло Казаренин,
А Казаренин душа Петрович млад».
А втапоры стольный Владимир-князь
Не имел у себя стольников и чашников,
Наливал сам чару зелена вина,
Не велика мера — в полтора ведра,
И проведывает могучего бога́тыря,
Чтобы выпил чару зелена вина
И турий рог меду сладкого в полтретья́ ведра.
Принимал Казаренин единой рукой
А и выпил единым духом
И турий рог меду сладкого.
Говорил ему ласковый Владимир-князь:
«Гой еси ты, молодой Михайло Казаренин!
Сослужи ты мне службу заочную:
Съезди ко морю синему,
Настреляй гусей, белых лебедей,
Перелетных серых малых уточек
Ко моему столу княженецкому, —
До́люби я молодца пожалую».
Молодой Михайло Казаренин
Великого князя не ослушался,
Помолился богу, сам и вон пошел.
И садился он на добра коня,
И поехал ко морю синему,
Что на теплы, тихи заводи.
Как и будет у моря синего,
На его счастки великие
Привалила птица к берегу.
Настрелял он гусей, лебедей,
Перелетных серых малых уточек
Ко его столу княженецкому.
Обвязал он своего добра коня
По могучим плечам до сырой земли
И поехал от моря от синего
Ко стольному городу Киеву,
Ко ласкову князю Владимиру.
Наехал в поле сыр кряковистый дуб,
На дубу сидит тут черный ворон,
С ноги на ногу переступывает,
Он прави́льно перышко поправливает,
А и ноги, нос что огонь горят.
А и тут Казаренину за беду стало,
За великую досаду показалося,
Он, Казаренин, дивуется,
Говорил таково слово:
«Сколько по полю я езживал,
По его государевой вотчине,
Такого чуда не наезживал, —
И наехал ныне черна ворона».
Втапоры Михайло Казаренин
Вынимал из налушна свой тугой лук,
Из колчана калену стрелу,
Хочет застрелить черна ворона.
А и тугой лук свой потягивает,
Калену стрелу поправливает,
И потянул свой тугой лук за́ ухо,
Калену стрелу семи четвертей.
И завыли рога у туга́ лука,
Заскрипели полосы булатные,
Чуть было спустил калену стрелу, —
Провещится ему черный ворон:
«Гой еси ты, удача добрый молодец!
Не стреляй меня ты, черна ворона,
Моей крови тебе не пить будет,
Моего мяса не есть будет,
Надо мною сердце не и́знести,
Скажу тебе добычу богатырскую:
Поезжай на гору высокую,
Посмотри в раздолья широкие,
И увидишь в поле три бела́ шатра,
И стоит беседа дорог рыбий зуб:
На беседе сидят три татарина,
Как бы три собаки-наездники,
Перед ними ходит красна девица,
Русская девица-полоняночка,
Молода Марфа Петровична».
И за то слово Казаренин спохватается,
Не стрелял на дубу черна ворона,
Поехал на гору высокую.
Смотрел раздолья широкие
И увидел в поле три бела́ шатра,
Стоит беседа дорог рыбий зуб.
На беседе сидят три татарина,
Три собаки-наездники,
Перед ними ходит красна девица,
Русская девица-полоняночка,
Молода Марфа Петровична,
Во слезах не может слово молвити,
Добре жалобно причитаючи:
«О злочастная моя буйна голова!
Горе-горькая моя руса коса!
А вечо́р тебе матушка расчесывала,
Расчесала матушка, заплетывала;
Я сама, девица, знаю-ведаю,
Расплетать будет мою русую косу
Трем татарам-наездникам».
Они те-то речи татара договаривают,
А первый татарин прого́ворит:
«Не плачь, девица, душа красная,
Не скорби, девица, лица белого!
Азделу-татарину достанешься,
Не продам тебя, девицу, дешево,
Отдам за сына за любимого,
За мирного сына в Золотой Орде».