— Есть просьба…
— Любая!
— Вернешься в крепость, скажи этой сволочи, Овечкину, — я немного подумал. — Коста просил передать… Рука моя крепка. Я отлично стреляю. Бойтесь, господин штабс-капитан, моего производства в офицеры!
Глава 24
Коста. Центр Кавказской линии, конец зимы 1843 года.
Я лежал в пышных колючих кустах шиповника, прорезав тесаком лаз для удобства. Не хотелось бы изорвать о колючки серую шинель. Рассматривал высокую квадратную каменную башню, возвышавшуюся над округой и увенчанную потемневшей от времени четырехугольной пирамидкой. Древнее сооружение, оно столетиями стерегло от захватчиков местные земли — большой аул, поля кукурузы и луга для выпаса скота. С появлением огнестрела стало почти неприступным, даже имея небольшой гарнизон. В той, которую разглядывал, набилось горцев двадцать. Еды, воды и боеприпасов у них хватало. И внимательности. Все подходы к башне были под присмотром и простреливались. В этом я уже успел убедиться.
Мне было поручено эту башню взять приступом. Или умереть. Выбор простой — победа или смерть. Так мне сказал батальонный командир. Отдав приказ, демонстративно достал часы.
— Сколько вам, господин подпрапорщик, потребуется времени справиться с мятежниками? Не хотелось бы задерживаться здесь надолго. Нас ждут вечером карты и вино.
— Ваше благородие! Вы предлагаете мне штурмовать башню с одним взводом? Это верная гибель!
Стоявшие рядом с нами офицеры заворчали в мою поддержку. Горцы стреляли метко. Дефилировать под выстрелами никому не хотелось.
— Хорошо! Дам полуроту. Ни человеком больше!
Без пушек взять башню? Что за абсурд⁈ Погублю понапрасну людей и сам погибну. В этом и весь смысл приказа майора. Он хочет моей смерти. Задание у него такое. И выбора мне не оставили. Отказаться невозможно. Погибать — неохота. Не дождетесь.
В том, что линеец замыслил недоброе, нет никаких сомнений. Раньше были догадки. Вчера полностью подтвердились. Ко мне подошел казак.
— Вашбродь! Сказать хотел. Подслушал намедни разговор офицеров. Хотят вас со свету сжить. Поручат вам дело, в котором не выжить.
— Зачем мне открылся?
— Должок у меня перед вами.
—?
— Сам я из станицы Калиновской. Сродственник мой, Степка Попов… Вы ему жизнь спасли. Давно по Линии слух идет: подпрапорщик Варваци — достойный офицер.
— Унтер-офицер, — криво улыбнувшись, поправил я.
Люди! Творите в жизни добро, и оно вам вернется! Вспомнил я Попова. Как он вызвался остаться вместо студента-Ивана в Шамилевом плену. И как выкупил его за тысячу абазов. Не верить казаку оснований не было.
… Две недели добирался я до Ставрополя с телом подполковника Траскина. Прибыл в разгар Филиппова пост. Оттого, наверное, получатель груза, генерал-майор Траскин, брат погибшего, был особенно не в духе. Чревоугодие — его планида. Видно с первого взгляда. Без богатого стола крепко тоскует генерал. Мало ему для счастья постных кислых щей с солеными груздями.
Его Превосходительство соизволили лично выйти к печальному обозу.
— Благодарю за службу, подпрапорщик!
Попытался сунуть мне десятку. Я спрятал руки за спину.
— Мне было обещано производство в офицерский чин в случае успешного завершения обмена пленных.
— За что вас награждать? Вы выполняли роль переводчика. За это вас отметят денежной премией. Все заслуги принадлежат штабс-капитану Овечкину. Он вызволил наших людей. Ему — и почет, и орден. Думаю, Владимира просить для столь выдающегося офицера.
Он думал, я сейчас сорвусь. Недаром за его спиной стояли несколько дюжих молодцов. Страховали на случай буйства непокорного разжалованного штабс-капитана. Хрен ты угадал, слоняра! Случись этот разговор в Темир-Хан-Шуре, быть может, и сорвался бы. Но не сейчас. За долгую дорогу до Ставрополя успел и лоб охладить, и нервишки успокоить. Все просчитал заранее. Бодаться с дубом теленок не станет.
— Интересно, — позволил я себе толику упрямства, — поездку к Шамилю Овечкин тоже себе припишет?
— А кто-то ездил к этому злодею? Вы? Самолично покинули расположение воинской части?
Пришлось захлопнуть рот. Ваши тут не пляшут, Константин Спиридонович! Понадеялись на честное слово благородных господ? Распишитесь-получите! Благородия они только по титулованию. Дворянская честь им ни воровать не мешает, ни слова держать.
— Молчите? — продолжил изгаляться Траскин. — Разумно. Вот и держите рот на замке. Дольше проживете! За брата — спасибо!