— Что? — она удивилась.
— Как что⁈ Не по-твоему выходит! Ты же хотела их поженить! И ты смиришься⁈
— Ты и с обычной головой плохо соображал, — жена начала хихикать, — а с больной — совсем плох!
— Я тебе всыплю!
— Я и поженила их! — жена вняла угрозе. — А то, что под венец не пойдут, так Манана права. Не дети. Главное, что живут вместе и счастливы! И никто их не осудит! Меня все устраивает!
— И Бахадур…?
— Нет! — жена поняла, о чем я собираюсь спросить. — Прекратил свои набеги!
— Тифлис вздохнул с облегчением? — улыбнулся я.
— Мужская часть — да, — жена рассмеялась. — Женская, наверное, горюет!
Тут подошел и сам «виновник торжества».
— А я все знаю! — сказал алжирцу, незаметно кивнув в сторону Мананы.
— Да, да! — признался друг, улыбаясь.
— Ты счастлив?
— Да! Она — хорошая женщина!
— Бахадур! — я наклонился к нему. — Ты же понимаешь, что твоим приключениям конец?
— Конечно! — пират удивился вопросу.
— И что? Прямо вот больше не будешь по крышам убегать от чужих мужей?
— Друг мой! Я устал бегать. Я хочу покоя. А с Мананой я получил все, что хотел. Если бы ты знал, — тут знойный бербер не удержался, — что она вытворяет в постели!
— Бахадур! — я даже покраснел.
— Да ладно тебе! Будто я не слышал, что вы с Тамарой творите⁈
— Да ну тебя!
Пират рассмеялся.
Потом подошли братья. Поблагодарили за идею бизнеса с Умутом.
— Думаете, получится? — спросил.
— Так сразу и не скажем, — мудро рассудили братья. — Посмотрим. Умут скоро должен будет все подготовить. Мы завтра как раз отсюда опять прямо в Одессу поедем. Там договорились встретиться. Там уже окончательно все решится.
— Вы вот о чем подумайте, братья… В Тифлисе апельсины не особо и нужны. Своих фруктов хватает.
— Эээ… — замычали испуганно новоявленные бизнесмены.
— Спокойно! Я не закончил. Остаются русские войска. Госпитали. Гарнизоны на Черноморском побережье. Везде цинга. Так что — удачи! Дай-то Бог!
— Дай Бог! — кивнули братья, обрадовано зашушукавшись.
Покончив с «аудиенциями», всю оставшуюся ночь предавался веселью. И даже несмотря на то, что ничего не пил, все равно опьянел от небывалого ощущения счастья, умиротворения, веселья, любви. В конце не удержался, попросил налить мне вина на пару глотков, сказал короткий тост.
— Сколько бы человек не мотался по свету… В поисках ли счастья, по делам ли — неважно. Важно, что он всегда должен возвращаться в семью. Потому что, если человек умен, то он должен понимать, что нет ничего важнее на свете семьи! За всех нас! За нашу большую семью, которая, может, и сложилась случайно и неожиданно… Из людей разных, непохожих друг на друга. Но — сложилась! И теперь все мы, такие разные и непохожие, умрем друг за друга. Потому что только так поступают люди в настоящей семье!
…На следующий день меня вернули в госпиталь. Гости разъехались. Остались лишь самые близкие. Планировали тронуться в путь через неделю, когда врачи разрешат мне покинуть госпиталь. Но что-то пошло не так…
Явился вдруг в лазарет командир Моздокского казачьего полка — редкостный грубиян. Пришел в мою палату. Не назвав своего имени, гаркнул:
— Ну-ка, хлопцы! Освободили помещение! Мне с нашим героем побалакать треба! А ты, грек, сиди-сиди. Я по твою душу.
Полковник подхватил стул, перенес его к моей постели, уселся, прочно утвердившись и расправив, чтобы не мешало, висевшее на черкеске оружие. Скептически осмотрел меня с нескрываемой насмешкой.
— Хороша у тебя рожа! Казачья!
Я закашлялся.
— Чё заалел як красна девица?
— Прошу прощения, Ваше высокоблагородие! Чем обязан?
Казачий командир поскрёб ногтем висок.
— Каким должен быть казак? — спросил меня и наклонился, заглядывая в глаза.
Я терялся в догадках, что означает сия сцена. Не дождавшись моего ответа, полковник начал перечислять:
— Казак должен быть исполнительным по отношению к начальству, лихим и расторопным в походе, сметливым, толковым и точным при исполнении поручений и заботливым к своему коню. Конь казаку — и оружие, и помощь, и товарищ.
Полковой командир со значением посмотрел на меня: мол, все понял?
— Господин полковник, ценю и уважаю казачество. Но какое отношение ко мне имеет ваше столь точное определение? Я в пехоте служу.
— Вот и я думку гадаю, на кой черт ты мне сдался⁈
— Эээ…
— Не экай мне тут! — рявкнул полковник. — Говори, как на духу: пойдешь в казаки⁈
Я замер. Что за дебильный разговор? Может, полкану, как и мне, тоже от лошади досталось? Копытом, например, лягнула по темечку?