Он чуть ли не посекундно вспоминал и выстраивал в голове все, что было сказано и сделано людьми на роковой поляне под проливным дождем. Отмечал про себя чуть ли не каждый шаг и каждый жест всех участников, исключая себя и Лермонтова.
За себя мог поручиться. Никаких — «а вдруг» и «случайно» — быть не могло, если речь шла о зарядке пистолетов. Пули в пистолеты он не положил. И, значит, что в пистолет Мартынова пулю заложил либо Глебов, либо сам Мартынов. Другие уже к пистолету не прикасались после того, как Вася передал его Глебову.
Но и этих двух следовало исключить. Мартынова — уж точно. Он как получил пистолет, тут же начался отсчет. Тут же вытянул руку, пошел к барьеру. Никак не мог что-либо схимичить. Никак. Вася следил за каждым его движением.
Глебов? Да, наверное, возможно. Взял пистолет. Отвернулся от Васи. Было у него несколько шагов, а, значит, несколько секунд, чтобы успеть. Но и это — из области фантастики. Каким бы умением не владел, пулю так просто и незаметно за такое короткое время не получилось бы забить в нарезные каналы. Да и заметили бы другие. И, все-таки, Глебова со счёта пока не спишешь. Во-первых, все возможно. И не такое люди вытворяют руками. А, во-вторых, все могли быть в сговоре. И просто сделать вид, что не заметили манипуляций Глебова.
Васе было плевать на то, что он подвергает сомнению честь и принципы высокородного сословия. Плевать на почти невозможный вариант событий. В этом варианте можно было допустить одну сотую вероятности «за». А уже одной сотой Васе хватало, чтобы подозревать всех.
Отвлекся от мыслей. Прислушался к нарастающему шуму, доносившемуся из дома. Более всех отличал голос Дорохова.
— А я вас уверяю, — Руфин возвысил голос, — что это была не дуэль, а убийство!
Все бросились увещевать его, напирая на то, что правила были соблюдены, что Мартынов имел право… Вася уже не прислушивался. Его холодный мозг уже отодвинул в сторону одну сотую на Глебова и на всеобщий заговор. Безжалостный детектив схватил своими железными руками Дорохова и положил его на холодный металлический стол, включил операционные лампы и начал исследовать.
«Что говорит мой мудрый русский народ? Мой мудрый народ говорит, что „Держи вора!“ прежде всех кричит сам вор!»
Вася встал. Пошел к себе. Ему была нужна тишина. Ему было нужно сосредоточиться и больше ни на что не отвлекаться. Операция на Руфине Дорохове предстояла сложная.
…Всю ночь и весь следующий день Вася «оперировал». Скрупулезно, методично. Сердце стучало ровно и ни разу за все это время не убыстрило свой бег. Никаких эмоций. Только факты. Его нынешняя ипостась Человека в черном шла на выручку, выстраивая в голове вовсе не живописные картины, а бездушные и тем полезные схемы, чертежи и черно-белые кадры событий. Как скриншоты в компьютерной игре. Мультяшные, но идеально точные. Помогало еще и то, что он единственный из всех, не участвовавших в дуэли, остался стоять на месте после зарядки пистолетов и не перешел на противоположную сторону поляны, где стояли Столыпин, Глебов, Васильчиков, Трубецкой и Дорохов. Вася получил удобную роль зрителя. На авансцене для него стояли Лермонтов с Мартыновым, остальные — на заднем плане, практически, единой кучкой. Он сравнивал все эти скрины, отмечая про себя малейшие изменения в позах, в расстановке людей, бывших для него теперь лишь пешками, которых он двигал, следуя своим воспоминаниям. И раз за разом отбрасывая все лишние кадры, он сконцентрировался на двух. Они уместились в промежутке между «два» — счетом, который вел Глебов — и вспышкой молнии, которая заставила Васю и других взглянуть на небо.
На «два» картина оставалась прежней. Ничего в расстановке не менялось. Ни на авансцене, ни на заднем плане.
Но вот на вспышке молнии и сразу после неё изменения уже были. И только такая адская работа мозга позволила Васе отметить эти изменения. Никогда ранее в своем обычном состоянии, он бы ни за что не вспомнил и не отметил их. Мозг попросту отказался бы служить. Но теперь это был не мозг, а компьютерный процессор. И этому процессору было пофиг, сколько раз ты заставляешь его повторять одну и ту же операцию. Хоть миллион раз повторит. Может, и не на миллионный раз, но Вася, наконец, понял, почему он с такой настойчивостью прокручивал в голове этот момент. Потому что, поднимая голову к небу, он уловил легкое движение на противоположной стороне поляны, практически микроскопическую соринку, но уловил. Дорохов, в отличие от остальных, не запрокинул голову вверх. Он смотрел в сторону. И уже отклонялся, чтобы сделать шаг.