— Я все понимаю. Граф Чернышев не даст хода моему продвижению.
Видимо, у полковника была такая проблема, что он даже решился на извинения. Я угадал.
— Мне придется снова просить вас, унтер-офицер Вараваци, пуститься в отчаянное предприятие. Мне срочно нужны подкрепления. Получить их могу лишь от генерала Клюки фон Клюгенау. А он в Темир-Хан-Шуре.
— Вы хотите, чтобы я пробрался в Северный Дагестан через охваченную восстанием Аварию и доставил ваше письмо?
Полковник кивнул.
— Не могу приказать. Только охотник на такое пойдет. Риск — смертельный. И никого нет лучше вас. Клюки вас лично знает.
Я тяжело вздохнул.
— Мне нужна горская одежда…
Князь улыбнулся.
— Кавказское оружие и лошадь. Я помню. Дам вам с собой двух казаков. Что ж до награды…
— Ваша светлость! Ни слова больше… Не конфузьте меня, пожалуйста. Считайте, я вызвался добровольно…
— Могу я поинтересоваться вашими мотивами?
— Скажем так: у меня действительно куда больше шансов прорваться через Дагестан живым… А еще есть долг дружбы. Князь Орбелиани! Я обещал ему помочь в поисках брата. Кто знает, быть может, мне удастся что-то узнать. Нащупать ниточки, ведущие к месту, где его прячут.
— Отныне, Константин Спиридонович, больше никаких «ваших сиятельств» наедине. Теперь — просто Моисей Захарович! Дайте я вас расцелую! — встал из-за стола грузный полковник, оглаживая пальцем свои пышные усы. Впился в меня, что твой Брежнев. Оторвался, но плеч моих не отпустил. — Знаете, мой дорогой, что я думаю? Никакой Чернышев вас не остановит! Вы сами, своей грудью, без моей помощи — хотя будьте в ней уверены — и без помощи ваших многочисленных друзей пробьёте себе дорогу в офицерское общество. Не сомневаюсь!
… С казаками вылезла одна проблемка. Среди донцов, входивших в отряд, хватало сорвиголов. Были и те, кто умел пробираться через вражеские кордоны, довозить нужные донесения. «Умри, но доставь!» — этот лозунг казакам был хорошо знаком. Обычно отправляли несколько групп, в надежде, что хоть одна да прорвется. Но — время! Его не было. Нужно мчаться во весь опор, а не скрываться в пещерах или глухих ущельях, пока минует опасность. Нужна маскировка: значит, навыки носить горскую одежду и уметь балакать по-татарски или аварски. Нужно знание множества мелочей, вроде жестов, посадки в седле или движения рук при приветствии. Были бы в отряде гребенцы, такие умельцы бы нашлись. Но где их искать? Все на Сунженской Линии. Брать местных поостерегся: никто не мог гарантировать, не являются ли они лазутчиками Шамиля. В общем, оставались донцы.
Отобрал парочку с такими рожами, чтобы все решили: вылитые абреки. Смуглые, бороды редкие, а не лопатой. Видимо, бурлила в жилах удальцов кровь черкешенок или ногаек. Проверил, как держаться на лошади. Для гор сойдет. Умеют ли стрелять, а главное — перезаряжать на ходу? Умели.
Долго колдовал над картой, выслушав сотни советов от «знатоков». Все рекомендовали двигаться напрямик через Гергебиль, где совсем недавно генерал Фези основал укрепление, далее — на Хунзах и оттуда — на Темир-Хан-Шуру по военной дороге. Считали, что путь на северо-запад перекрыт. По слухам, Шамиль был в Тилитле и планировал выдвинуться к Кази-Кумуху. На северо-востоке действовали шайки Ахверды-Магомы, постепенно смещаясь к югу, чтобы обойти лагерь Самурского отряда и отрезать его от Кубы.
«Доберусь до Гергебиля и пойду через горы, напрямик. Плевать, что там снег лежит! — решил я. — Зато меньше шансов наткнуться на вражеские группы. В этих знакомых мне по броску до Ахульго в 1839 году горах очень трудно укрыться. Они полностью лишены растительности. Уверен, что дорогу от Гергебиля до Хунзаха тщательно стерегут многочисленные засады мюридов. В моем деле всегда лучше перебдеть».
До Гергебиля добрались в сопровождении сильного казачьего конвоя. Два укрепления — нижнее и верхнее, занимавшее господствующую высоту[3]. Рвы неглубокие, бруствер — из камня на глине. Рядом — изрядно пострадавший аул. Настороженный, лишь изображавший покорность, с сотней следящих за урусами внимательных глаз.
Переоделись. Обвязали папахи белыми лентами. В сопровождении проводника-татарина выдвинулись в горы до рассвета.
Вступив в ущелье, мы следовали вдоль ручья, по тропинкам, едва проходимым только для вьюков. Потом свернули и начали подъем. Через крутые гребни и овраги взбирались все выше и выше. Когда достигли пика, вдали, у пересекавшихся под острым углом ущелий, перед покрытых снегом хребтами, показалась гора, на которой шло какое-то строительство.