Без комментариев. Стоим и лупим глаза, поедая ими начальство.
— Н-да… Знал заранее, что дохлый номер — с тобой договориться. Никуда не уезжай из Червленой. Я распоряжусь. Вернусь в Ставрополь после инспекции Линии… Да-да, не льсти себе мыслью, что я прибыл, чтобы лично на тебя посмотреть. Я здесь по делам службы… Так вот. Вернусь в Штаб и решу, что с тобой делать. И, кстати. Все твои представления к наградам и повышению в чине отклонены министерством.
Кто бы сомневался.
— Генерал-адъютант Граббе знает?
— Кто такой Граббе? — злорадно оскалился Траскин. — Не знаю такого. Нынче войсками командует генерал-лейтенант Гурко, Владимир Иосифович.
«Да, эта туша умудрилась, несмотря на свой вес, перевернуться в полете. Учитесь, Константин Спиридонович, как нужно строить карьеру!»
… Следующим визитером стал стократно приятнее мне человек. Князь Григол Орбелиани! Но как я ни был рад его видеть, понимал, что разговор выйдет непростым.
Увы, не обманулся. Капитан тоже завел разговор про Веронику.
— Я понимаю, что прошу невозможного, Коста! Сколько раз эта девочка сидела на моих коленях в твоем доме! Но у вас с Тамарой есть Софья. А у меня нет другого брата!
— Григол! Ты пойми: это невозможно! Если бы для спасения твоего брата нужно было бы отрубить себе руку, я бы отрубил, не задумываясь. Но ребенок… Это как душу вырвать! Погубить моих близких!
— А мне что делать? — схватился за голову князь. — Шамиль выставляет через странных людей какие-то немыслимые условия.
— Выход есть!
— Какой⁈ — Григол схватил меня за руку.
Я мягко высвободился.
— Я готов поехать к Шамилю и попробовать договориться.
— Ты⁈
— Я.
— Ты сделаешь это для меня⁈ Жизнью рискнешь⁈
— Сделаю!
— Коста! Моя семья будет у тебя в неоплатном долгу. Не знаю, что и сказать. Это так неожиданно…
— Твой брат в Дарго.
— Я знаю. Пришло письмо от подполковника Снаскарева[2]. За Илико требуют отдать племянника Шамиля, взятого в 1837-м в ауле Тилитль. Зовут его Гассан, сын Али. Он учится в кадетском корпусе в Петербурге. Никто его, конечно, Шамилю не вернет.
— Ко мне приезжал известный купец Яков Улуханов из Моздока. У него есть связь с наибом Шамиля. Можно через него договориться о моем визите.
— Ты уже все продумал!
Григол оживал прямо на глазах.
— Я же тебе обещал! Как я мог поступить иначе? Мы бились с тобой у Рача, прощаясь с жизнью.
— Эти сволочи отказали тебе в награде! И я, и князь Аргутинский написали представление. Его вернули без объяснений.
— Не только вам отказали. К сожалению, не смог помочь даже Граббе. Но я не отчаиваюсь. Они думают, что всесильны. Это не так. Когда сообщишь о моем решении, скажешь, что я — единственный человек, с кем будет говорить Шамиль. Мы знакомы. Он хотел со мной продолжить общение, потому что проявлял интерес к Черкесии. Думаю, этот интерес не остыл. Если так, то он согласится на мой приезд в Дарго. Значит, я превращаюсь в знаковую фигуру для власти предержащих. Им придется со мной считаться. Если сможем договориться с Шамилем, ради тебя и Илико я поеду без всяких условий. Но мы этого им не скажем. Наоборот, хочу поставить вопрос ребром: к Шамилю должен ехать офицер. И никак иначе.
— О, да ты коварен, мой друг! Сразу видно — кавказец! Я все понял. Я буду четко придерживаться этой линии. Подключу все свои связи в Тифлисе. Напишу в Петербург бывшим однополчанам. Мы еще поборемся!
— Конечно! А теперь пришла пора твоего кахетинского! В жизни не поверю, что ты приехал с пустыми руками!
… Потянулись дни ожидания. Уже листья начали облетать с деревьев, а ответа все не было. Я понимал, что где-то там, в высоких кабинетах, идет оживленный торг. Не хило я подбросил дерьмеца на вентилятор. Пусть теперь покрутится его светлость, князь Чернышев. Удивительное дело, на Кавказе по его милости дела все хуже и хуже, а он в апреле 41-го стал князем.
«Непотопляемый генерал, этого у него не отнять. Представляю, какие делишки крутятся в военном министерстве под такой крышей! Уверен, гнойников там немало. Ничего! Придет время, попробую вскрыть. За мной не заржавеет!»
Одно было плохо. Илико продолжал томиться в плену. И мог в любой момент лишиться головы. Любая неудача Шамиля, сильное поражение его войск — и толпа религиозных фанатиков могла броситься казнить пленных. Я не забыл, как чуть не попрощался с жизнью Федор Торнау, когда генерал Засс пытался добраться до аула, где держали моего друга.