Я слышал историю, как он приказал наказать плетьми свою мать за то, что она ходатайствовала за чеченских старейшин. А потом взял на себя ее вину, подставил свою спину. Всем показал яркий пример и любящего сына, и сурового, но справедливого вождя.
— Завтра он тебя примет, — прояснил мне расклад Юнус, убедившись, что я все понял, и направился на выход.
— Скажи мне, могу ли я увидеть пленных?
— Завтра! Все завтра!
— А где хозяин дома?
— Ты не знаешь? — удивился Юнус. — Готовит свадьбу Шамиля в Большой Чечне.
Пришел мой черед удивляться. Но мюрид не удосужился что-либо объяснить. Так и ушел, оставив меня в полном недоумении.
… Мне не спалось. Волновался перед встречей. Прокручивал в голове те или иные варианты наших переговоров. На что напирать? Чем аргументировать? И вообще, живы ли пленные?
Дверь в кунацкую тихо скрипнула. Поток воздуха поколебал пламя в небольшом светильнике, который мне поставили на ночь. Тени заиграли на стенах кунацкой.
На пороге стоял Эдмонд Спенсер.
Я резко приподнялся на локте, чуть поморщившись от прострелившей боли в спине: рана еще давала о себе знать. Вскочил, удивленно глядя на кунака. Он не сделал попытки призвать меня к молчанию. Просто шагнул мне навстречу. Мы крепко обнялись.
— Ты сильно изменился, — сказал англичанин. — Этот шрам…
— Тебя тоже жизнь побила. Эта борода… — не удержался я от шутки.
— Боже, английский язык! Мне казалось, я его уже позабыл.
В словах Эдмонда чувствовалась горечь. Видимо, крепко ему досталось за эти три прошедших года с того момента, как он исчез в ауле Гимры. Не то чтобы он очеркесился (очеченился?), но и от английской холености не осталось и следа. И не горец, и не пленник. Скорее мурза, просто ученый человек. Видимо, относительно свободный. Во всяком случае, он спокойно вошел ко мне и не понизил голоса при разговоре.
Мы уселись друг напротив друга. Понеслись вопросы, ответы, сетования на судьбу. Что с его, что с моей стороны.
— Видишь, я тебя предупреждал: не имей дела с русскими.
— Видишь, я тебя предупреждал: не суй голову в пасть чеченского волка, — парировал я.
Если вкратце, то Спенсер крепко попал. Стал чем-то вроде личного врача Шамиля, выходив его после ранения под Ахульго и потом еще несколько раз. Самый трудный случай вышел в 40-м году, когда имама покромсал какой-то чеченец. И в благодарность за все эти подвиги на врачебной ниве Эдмонда сделали «невыездным». Про Великобританию и речи не было, вообще никуда не отпускали.
— Они совершенные варвары, Коста! Мне припомнили даже пустые обещания Уркварта. Стоит мне заикнуться о свободе, тут же слышу в ответ: инглезам веры нет!
— Зато ты, наверняка, набрал массу материала о шейхе Мансуре в поэтическом творчестве…
— Мне этот шейх уже по ночам снится!
— Ты этого хотел, Жорж Данден!
— Я не простофиля, — возмутился Спенсер[1]. — Я всего лишь сделал ошибку, простительную в нашем ремесле.
— Что с русскими пленными? Ты в курсе?
— Они живы, но их дела плохи. Их засунули в подвал, над которым наскоро построили саклю. Там, в этой яме, очень душно и тесно. Они буквально сидят друг у друга на коленях и головах. Однажды сакля обрушилась, и пленники чуть не задохнулись. Это было ужасно. Держат их впроголодь, лишь бы не померли. Болеют. Я лечил их от поноса. Среди пленников есть юноша, Иван. Он бывший студент и немного разбирается в травах. Мне удалось облегчить ему режим[2]. Мы вместе изготовили кое-какие снадобья из растительных компонентов и смогли привести людей в относительный порядок. Но они очень ослабели и пережили много страданий. Однажды их чуть не расстреляли. Боже, как достойно держался грузинский князь!
— Илико⁈ Князь Орбелиани⁈
— Да, он самый. Когда приближался русский отряд и мы услышали гром орудий, пленных хотели убить. Их вывели наружу и привязали к столбам. Князь сам подошел к столбу, пока других тащили. Сказал, что не боится смерти. Единственный из всех приговоренных! К счастью, мюриды вовремя одумались. Какой-то жадный горец сказал: лучше выручим за пленных серебро. В итоге, их отвезли в Андию, а потом вернули обратно, когда опасность миновала.
Тамара, Тамара! Ты в очередной раз мне доказала свою мудрость! Не ты ли мне сказала: в этом ветреном юноше скрывается огромное мужество?
И еще. Я понял, что Эдмонд рассказывал о кровавом походе Граббе. Выходит, мы чуть не угробили пленных[3]!
— Ты сможешь предупредить их о том, что я приехал договариваться о выкупе? Чтобы они набрались еще капельки мужества. Возможно, свобода близка!