А Лира?! Они столько раз фантазировали, когда вместе шли, бывало, в школу: она поступит в МГУ, он в Тимирязевку, это в Москве, говорят, совсем рядышком.
Выходит, этого теперь не будет? Но ничего, ничего, надумал всерьёз, значит, чем-то и поступиться надо. Ничего! Лира окончит свой филфак и вернётся преподавать литературу сюда же, в Арылах…
На первой перемене он отозвал Юрчу Монастырёва в сторону. Юрча тоже мечтал о Москве, и у них было нечто вроде мужского договора — в столице держаться вместе. Отозвал, не глядя другу в лицо, твёрдым голосом, как об окончательно решённом, рассказал ему всё. Но удивительно — Юрча не рассердился, не попрёкнул. Он хлопнул Гошу по плечу:
— Слушай, Егорша, ты — молодец! О тебе обществу нужно сообщить, народ должен знать своих героев!
Не успел Кудаисов и рта раскрыть, как Юрча уже митинговал перед классом:
— Братцы, народы! Гошка после выпускного добровольцем идёт в колхоз работать! И подаёт на заочный! Нашего общего друга Антипина сдаёт в металлолом на переплавку. Высшая форма сознательности!
Последнее время десятый класс постоянно пребывал во взвинченном состоянии. Его то и дело сотрясали общественные катаклизмы, по поводу чего мужчины держали речи, а женщины, как водится, кричали «ура» и в «воздух чепчики бросали». То история с пастухом Лукой Бахсытовым, то возвращение в строй изгнанника Макара Жерготова, то взбудоражившее всех известие, что старый Левин подарил деревенской молодёжи дом с библиотекой, то находка Вани Чарина. А теперь вот — Гоша Кудаисов.
И снова загомонил десятый класс, слава опустилась на плечи очередного героя. Гоша под этим бременем сидел уткнувшись в парту и головы не поднимал.
— Гоша, неужели правда?
— Что тебе взбрело, Кудаисов!
— Пусть Егорша сам скажет!
— Ой, девочки, как романтично! Егоршин отец, помните, как сказал: я вернусь. И вот в колхоз опять приходит Егор Кудаисов!
— Нинка, тебе бы романы писать!
— А что!..
Лишь одного голоса Кудаисов так и не услышал — голоса Лиры. Глянув в её сторону, он перехватил её тревожный, вопрошающий взгляд и ещё ниже опустил голову: не Юрче Монастырёву, а ей нужно было рассказать прежде всего. Ах ты, дурила!..
— Я вот, Гошка, посмотрю-посмотрю на тебя, да и сам тот же номер выкину… Работать и учиться заочно — чем плохо? На заочный и устроиться легче, — говорил между тем Ким Терентьев.
Он с силой двинул Гошку в бок и уселся с ним рядом. Они сидели, подперев друг друга плечами и вроде бы даже чуть-чуть обособившись от остального галдящего народа.
— Мой дядька бригадиром был, а я что же? Вдвоём двинем, верно?
— Почему это вдвоём? Может, больше наберётся!
Это Макар Жерготов сказал. Будучи человеком рассудительным и «мятым жизнью», он не хлопал по-ребячьи в ладоши, не шумел зря, а с основательностью взрослого человека лишь усмехнулся отчаянному порыву Терентьева:
— Тут, брат, никакого особенного геройства не требуется. Для меня, например, этот вопрос давно решён. Считай, уже трое нас, ещё кого-нибудь сманим. И будет у нас своя бригада.
— Бра-атцы, это идея! Свою ферму, трактора свои, непременно автомашину,
— Ты, Юрча, ещё вертолёт потребуй!
— А ферму возьмём ту самую, Чаран, куда после бурана ходили! Там луга, озеро можно соорудить. Нет, серьёзно! — Монастырев ещё пуще взвинтил себя. — Первая ферма в Якутии! Во всей Сибири! Бра-атцы, я — всё! Остался…