— Погодите, — Логлоров поморщился. — Тогда ещё вопрос. После этого избиения вы предлагали Антипину некую сумму денег?
— П-предлагал.
— Зачем?
— Чтобы он накормил своих ребятишек.
— Ха-ха! — опять не удержался Кылбанов. — Лучше скажи, взятку давал, чтобы держал язык за зубами!
Аласов посмотрел на него, но ничего не сказал.
— Позволю себе ещё вопрос… Теперь уже действительно последний. Что вы можете сказать о дневнике Нины Габышевой?
— Ничего. Я не читал его. Не имею привычки читать чужие дневники.
— Врёте, вы знаете, о чём там написано! — крикнул Кылбанов.
— Товарищ Кылбанов! Ещё одно слово… Простите, Сергей Эргисович, если вам неизвестно, что в дневнике, так я вам скажу. Десятиклассница Нина Габышева пишет о своей любви к вам.
— Если она действительно так пишет, мне остаётся только гордиться.
— Как понять вас?
— Я горжусь любовью этой девушки, её чувством. Вы устроили допрос ей… Вам ли понять, как можно гордиться любовью!.. — Аласов оглядел их троих. — Ещё есть вопросы?
— Больше вопросов нет.
Дверь за Аласовым хлопнула.
— Каков фрукт, даже не попытался что-либо отрицать! — развёл руками завуч. — Вот он, весь перед вами.
В тот же вечер Логлоров вернулся в районный центр.
XXXV. Мама, защити!
Сопротивляться, доказывать — всё бесполезно. Она поняла это, когда её наконец отпустили, и она, не помня как очутилась на улице, побежала.
Все эти дни Нина жила в состоянии, похожем на сон: летела в бездну, но понимала, что это всего лишь сон. И как во сне, напрягаясь всей душой, держалась из последних сил — лишь бы дотянуть до того момента, когда беда отступит. Но когда они сказали про врачей, она словно проснулась. Сон продолжался наяву. Сергей Эргисович велел ей: иди домой, и она пошла. А они остались там с её дневником. Инспектор из райцентра приехал, чтобы отвести её к врачам.
Тут ей показалось, что уже глубокая ночь, и она идёт не в ту сторону — куда-то в алас, где тайга и валуны. Она в страхе повернула назад, но скоро остановилась: а в другой-то стороне, что там? Разве среди людей — не тайга, разве не валуны?
Вдруг будто светом её озарило: мама! Ты одна можешь меня спасти, умоляю тебя, мама!
Нина кинулась к дому.
Рослая женщина, большерукая и по-мужицки широкоплечая, недвижно сидела в кухне. Ей было видно, как двором пробежала Нина в распахнутом пальто.
— Мамочка!.. — Нина уткнулась ей в колени. Она плакала обречённо, как не плакала никогда в прежние времена. Но колени были неподвижны. Почему она не погладит дочь своей большой тёплой ладонью?
Девочка подняла лицо и увидела отчуждённые глаза матери.
— Отчего пришла такая? Гнались за тобой?
Где знать девушке, какие длинные ноги у сплетни, какая в ней таится сила, как она может поколебать даже самое верное сердце.
Один бог знает, что пережила сегодня Анфиса Габышева, поджидая дочь из школы. Ещё утром к ней заглянула коротышка Настасья и с удовольствием пересказала то, что всем остальным уже известно. Выпроводив разносчицу новостей, мать, словно из помойного ушата облитая, весь день просидела у окна, думая об услышанном, вспоминая, какой странной стала дочка в последнее время. Вперится в одну точку и долго так стоит — котёл с мёрзлым мясом успел бы закипеть… А то ночь напролёт ворочается в постели. Учитель Сергей Аласов… По годам-то он, наверно, и самой Анфисы старше!