Звезды засверкали ярче. Чарльз Уоллес продолжал смотреть вверх. Он сосредоточил взгляд на звезде, пульсировавшей особенно сильно. Между звездой и Чарльзом Уоллесом протянулся луч света, крепкий, как лестница, но прозрачный, как вода, и невозможно было сказать, от кого этот свет исходит, от пронзительной серебристой синевы звезды или от ярких голубых глаз мальчика. Луч становился все мощнее и крепче, а потом превратился в сияние рядом с мальчиком. Постепенно сияние стало обретать облик и воплотилось в огромное белое существо со струящимися гривой и хвостом. Серебряный рог у него во лбу все еще сиял отблесками того света. Это было само совершенство.
Мальчик положил руку на огромный белый бок; бок тяжело вздымался, как будто существо не отошло от скачки. Мальчик чувствовал, как теплая кровь течет по жилам существа, как свет, пришедший от звезды к нему.
– Ты реален? – зачарованно спросил он.
Создание ответило серебристым ржанием, и Чарльз Уоллес понял его:
– Не реален. Но в некотором смысле я единственная реальность.
– Почему ты пришел? – Мальчик тоже тяжело дышал, не столько от страха, сколько от возбуждения и предвкушения.
– Ты позвал меня.
– Слово… – прошептал Чарльз Уоллес. Он с любовью и признательностью посмотрел на великолепное создание, стоящее рядом с ним на звездном валуне. Оно легонько ударило серебряным копытом, и камень отозвался звоном, будто горн запел. – Единорог. Настоящий единорог.
– Так вы зовете меня. Да.
– Что ты такое на самом деле?
– А что ты такое на самом деле? – возразил единорог. – Ты позвал меня, и поскольку нужда велика, я здесь.
– Ты знаешь про нашу нужду?
– Я увидел ее в твоем разуме.
– Как так получилось, что ты говоришь на моем языке?
Единорог снова заржал, и звук этот был полупрозрачным, словно серебристые пузырьки.
– Я и не говорю на нем. Я говорю на языке древней гармонии.
– Тогда как же я тебя понимаю?
– Ты очень молод, но ты часть Древней Музыки.
– Ты знаешь мое имя?
– Тут, в этом Здесь и Сейчас, тебя зовут Чарльз Уоллес. Это отважное имя. Оно годится.
Чарльз Уоллес поднялся на цыпочки, чтобы обнять прекрасное животное за шею.
– Как мне звать тебя?
– Ты можешь звать меня Гаудиор. – Слова падали на камень, будто маленькие колокольчики.
Чарльз Уоллес задумчиво посмотрел на сияние рога.
– Гаудиор. На латыни это означает «более радостный».
Единорог заржал, соглашаясь.
– Радость в существовании, без которого…
Гаудиор легонько топнул по камню, и снова раздался звук серебряной трубы.
– Не подталкивай свой разум чрезмерно.
– Но я прав насчет Гаудиора?
– И да и нет.
– Ты реален и ты нереален, я неправ и я прав.
– Что такое реальность? – Голос Гаудиора был чист, как пение трубы.
– Что мне надлежит сделать теперь, когда я воззвал к Небесам с их мощью и ты пришел?
Гаудиор заржал.
– Хоть меня и послали Небеса, но силы мои четко очерчены и ограниченны. И меня никогда не посылали прежде на твою планету. Похоже, дело трудное. – Он виновато потупился.
Чарльз Уоллес посмотрел на припорошенный снегом камень у себя под ногами.
– Мы не особо хорошо обустроили нашу планету, да?
– Многие предпочли бы позволить вам самоуничтожиться, однако это затронет всех нас. Кто знает, что может случиться? Но пока остаются те немногие, кто принадлежит к Древней Музыке, вы наши братья и сестры.
Чарльз Уоллес погладил Гаудиора по длинной благородной голове:
– Тогда что я должен сделать?
– Мы будем вместе.
Гаудиор осторожно опустился на колени, давая понять, что Чарльз Уоллес должен взобраться к нему на спину. Но даже так мальчику оказалось нелегко вскарабкаться на единорога и сесть поближе к могучей шее, чтобы можно было держаться за серебряную гриву. Он изо всех сил прижал ноги в резиновых сапогах к бокам единорога.
– Ты когда-нибудь прежде ездил на ветре? – спросил Гаудиор.
– Нет.
– Нам следует опасаться эхтров, – предупредил Гаудиор. – Они попытаются оседлать ветер и сбить нас с пути.
– Эхтр… – Взгляд Чарльза Уоллеса помрачнел. – Это значит «враг».
– Эхтр, – повторил Гаудиор. – Древний враг. Это он исказил гармонию и собрал войско разрушителей. Они повсюду во Вселенной.
Чарльз Уоллес почувствовал, как по спине его пробежали мурашки.
– Держись за мою гриву, – посоветовал единорог. – Всегда есть вероятность наткнуться на эхтров, и если такое случится, они постараются сбросить тебя.
Чарльз Уоллес вцепился в гриву так, что костяшки пальцев побелели. Единорог помчался вперед, скользя над верхушками трав, и выше, выше, над холмами, вспрыгнул на ветер и поскакал вместе с ним, все выше и выше, к звездам…