– Ужин в честь Дня благодарения – это практически единственный случай, когда мама готовит еду на кухне…
– …а не в лаборатории на бунзеновской горелке! – подхватил Деннис.
Сэнди ласково похлопал ее по плечу:
– Ты не подумай, ма, мы не критикуем.
– В конце концов, эта бунзеновская стряпня ведет прямиком к Нобелевской премии. Мы очень гордимся тобой, мама, хотя вы с отцом и задали нам чертовски высокую планку.
– Приходится держать марку. – Сэнди взял из буфета стопку тарелок, пересчитал их и поставил рядом с большим блюдом, приготовленным для индейки.
«Дом», – подумала Мег. Эта мысль словно окутала ее покоем. Мег с нежностью и благодарностью посмотрела на родителей и братьев. Они терпели Мег все ее ершистое отрочество – а она до сих пор в полной мере не почувствовала себя взрослой. Казалось, будто всего лишь несколько месяцев назад у нее были брекеты, вечно сползающие очки, непослушные бурые волосы и тоскливая уверенность в том, что ей никогда не стать такой же красивой и уверенной в себе, как ее мать. Внутренним взором Мег по-прежнему видела себя скорее подростком, а не той привлекательной молодой женщиной, в которую превратилась. Брекеты сняли, очки сменились контактными линзами, и хотя у ее каштановых волос не было того роскошного медного отлива, что у матери, все же они были густыми и блестящими – Мег собирала их в узел на затылке. Когда она беспристрастно смотрела на себя в зеркало, то понимала, что красива, но так и не привыкла к этому факту. Трудно было поверить, что ее мать когда-то прошла через такое же превращение.
Интересно, а Чарльз Уоллес так же сильно изменится, как и она? Физически он развивался медленно. Родители думали, что его ждет внезапный скачок роста.
Мег скучала по Чарльзу Уоллесу куда сильнее, чем по близнецам или родителям. Старший и младший ребенок в семье, они всегда были родственными душами, Чарльз Уоллес так хорошо улавливал все движения ее души, что одной логикой это объяснить было невозможно. Если в мире Мег что-то было не так, он всегда знал об этом и приходил на помощь, пусть даже все, чем он мог помочь, – это дать почувствовать, как он ее любит и ценит. Как хорошо, что сейчас, в День благодарения, она дома, вместе с ним! Родительский дом до сих пор оставался для Мег домом, потому что они с Кальвином часто проводили здесь выходные, а их съемная меблированная квартирка неподалеку от больницы, где работал Кальвин, была расположена в доме с табличкой «Держать домашних животных запрещено», и чувствовалось, что детям там тоже не будут рады. Они надеялись вскорости подыскать для себя собственное гнездышко. Ну а пока Мег приехала домой на День благодарения. Как же приятно было видеть всю семью в сборе и ощущать их любовь! Это помогало перенести ощущение одиночества: они с Кальвином расстались впервые со дня свадьбы.
– Я скучаю по Фортинбрасу, – вырвалось вдруг у Мег.
Мать повернулась к ней от плиты:
– Да. Этот дом опустел без собаки. Но Форт скончался в почтенном возрасте.
– А ты разве не собираешься завести другую собаку?
– Со временем. Правильная пока не подвернулась.
– Никак не можешь выбрать?
Мистер Мёрри оторвал взгляд от тессеракта:
– Наши собаки обычно сами к нам приходили. Если никто не появится в свое время, мы что-нибудь придумаем.
– Мег, – попросила мать, – может, сделаешь крем для сливового пудинга?
– Да, конечно.
Мег открыла холодильник и достала полфунта масла.
Зазвонил телефон.
– Я возьму.
Мег пошла к телефону, по пути положив масло в миску.
– Отец, это тебя. Кажется, из Белого дома.
Мистер Мёрри быстро подошел к телефону:
– Здравствуйте, мистер президент.
Он улыбнулся, но потом Мег увидела, как улыбка сползла с его лица, сменившись выражением… Нет, сменившись отсутствием всякого выражения.
Близнецы перестали болтать. Миссис Мёрри застыла, положив деревянную ложку на край кастрюли. Миссис О’Киф продолжала угрюмо смотреть в огонь. Чарльз Уоллес, казалось, сосредоточился на тессеракте.
Папа просто слушает, подумала Мег. Президент говорит.
Она невольно поежилась. Вот только что на кухне шел оживленный разговор – и внезапно все замолчали и остановились. Мег изо всех сил прислушивалась, а отец все прижимал трубку к уху. Лицо его помрачнело. Морщинки, появившиеся вокруг его рта и глаз от привычки смеяться, залегли глубже, придавая отцу суровый вид. По окнам снова забарабанил дождь. В это время года уже пора бы выпасть снегу, подумала Мег. Неладно что-то с погодой. Неладно.
Мистер Мёрри продолжал внимательно слушать, и его молчание растекалось по кухне. Сэнди – он как раз перед этим открыл духовку, чтобы полить индейку вытопившимся соком и стащить ложечку начинки, – так и стоял, наклонившись и глядя на отца. Миссис Мёрри чуть отвернулась от плиты и пригладила волосы, начавшие серебриться на висках. Мег полезла в ящик стола за венчиком для взбивания и теперь крепко сжимала его в руках.