Вот так вот просто и со вкусом решил я возникшую проблему.
Если дело обстоит так, что действительно дух-мститель сорвался с цепи и проник в Пределы, то теперь для восстановления ментальной связи, нарушенной при передаче амулета из одних рук в другие, ему придется поблуждать. Слабому духу – вечно, среднему – полвечности, сильному – несколько суток. Или часов. Или минут. Смотря насколько силен.
Повертев коробок в руках, я оценил качество исполнения, после чего закинул его в бардачок и не удержался – хохотнул: знали бы непосвященные, из какого сора порой рождаются сакральные объекты. Ахнули бы.
Автостоянка, куда, по словам господина Домбровского, затащили убитый автомобиль, находилась во Втором Городе. И я помчался туда на всех парах, если это выражение – «на всех парах» – применимо к нервному маневрированию по перегруженным транспортом улицам. Приходилось сигналить и орать своеобычное: «Черт побери вас, люди! Когда же вы научитесь водить по-человечески?!»
Автомобиль Алексея Пущина я разыскал с трудом. Но разыскал. Тачка была, конечно, в кошмарном состоянии: мало того что побывала в жестокой аварии, так ее еще и мародеры при полном попустительстве местных сторожей успели изрядно обглодать. Одного ворюгу я даже застал с поличным. Хмурый дядька с пропитой рожей деловито упаковывал в пакет один из задних фонарей.
– Стоять-бояться! – зычно проорал я.
– Пшел на… – огрызнулся дядька.
Вообще-то мага посылать опасно. Может обидеться. А обидится – умоешься и сам пойдешь по названному адресу. И будешь бродить по белу свету до скончания времен. Один такой смельчак уже вон ходит туда-сюда, пугая бабочек оранжевой окраски. Имеется в виду обнесенный могильным покоем бедняга Агасфер. Он же – Бутадеус. Он же – Картафил. Он же… Короче говоря, тот парень, что широким массам трудящихся известен под кликухой Вечный Жид.
Но нет, я не обиделся. На опустившихся болванов обижаться – себя не уважать. Сдержался. Но припугнуть слегонца не преминул.
– На кой тебе, дядя, разбитая-то? – спросил для завязки.
– Где на… разбитая на… – озадачился дурилка картонный и, быстро вытащив фару из пакета, стал вертеть ее в поисках трещины.
– А вот на… где на.!
Я щелкнул пальцами, фара тут же с громким хлопком взорвалась и осыпалась на гравий стеклянным мусором.
Примитивная магия в таких делах наиболее эффективна. Дядька испуганно ойкнул, выронил ножовку по металлу, которую удерживал под мышкой, и заметался, словно филин, попавший в луч прожектора. Потом еще раз ойкнул и рванул, смешно задирая ноги, к похожей на дот сторожке.
В детстве меня такие чудеса на грани эстрадных фокусов радовали, сейчас – нет.
Сейчас вообще мало что радует.
Отпугнув деклассированного барыгу, я занялся осмотром разбитой машины.
Обошел вокруг, потом еще раз, уже в обратную сторону, но ни остаточных признаков использования магической энергии, ни следов Запредельного не почувствовал. Все походило на результат рядовой аварии.
Передок с правой, водительской, стороны у этой еще совсем новой (явно с незначительным пробегом по России) «тойоты» отсутствовал как таковой: сплющило от удара так, будто не из металла был сделан, а из пластилина. Часть движка утянуло под днище. Крыло в хлам. Правая дверка вырвана с корнем – видать, спасатели постарались, когда вытаскивали зажатое тело. Рулевое сбито набок. Приборная панель треснула и пошла волной. Лобовое стекло вдавлено, висит на соплях, все в паутине трещин, напротив водительского кресла – дырища с кулак. И по всему салону бурые пятна масла и крови.
Снаряд, что ли, влетел? – озадачился я, глядя на дыру в стекле. Или брошенный кем-то камень?
Конечно, не снаряд. Глупость. Был бы снаряд – не было бы машины. А неразорвавшийся нашли бы гаишники, когда место происшествия осматривали. А когда бы нашли, тот бы еще хай подняли – не каждый день у нас из гранатометов шмаляют. Нет, не снаряд. Скорее всего, камень или какая-нибудь железяка. Вот на что могли и не обратить внимания.
Я пошарил по салону, но ничего похожего на предмет, который мог бы оставить дыру в лобовом стекле, не нашел.
Может, веткой пробило, предположил я, но что-то в такой версии мне не понравилось. Возможно, простота. Поэтому заставил себя еще раз заглянул во все щели. И опять ничего криминального не обнаружил. Но предпринятые мною поиски оказались не такими уж и бесполезными – на кресле пассажира я нашел монету. Советскую монету номиналом в две копейки.
Сказать, что меня эта находка удивила, – ничего не сказать.
– Что за ересь! – ахнул я.
Еще бы тут не ахнуть. Одна монета возле трупа – это одна монета возле трупа. По монете возле каждого трупа – это не две монеты возле трупов, это закономерность. Тут уже монета не просто монета, а нечто большее. Это уже не фигли-мигли, это уже – при известных обстоятельствах – некий знак. Определенно – знак.
И сразу заскакали в моей голове вопросы. Что этот знак означает? Зачем его оставляют? Кто? Для кого?
Представить, что некий дух-мститель из Запредельного оставляет подобные весточки, я был не в состоянии. Чего это ради древнему духу разбрасываться какими-то там монетами? И откуда они у него могли, вообще, взяться? Где он – и где те монеты. А вот люди такую дрянь то и дело находят в свиньях-копилках да в дырах карманов. И еще под холодильниками. Это когда вылавливают веником заползающих туда черепах. Сплошь и рядом. А раз так – значит, дух здесь ни при чем. Значит, это какие-то местные, посюсторонние разборки. И выходит, обе эти смерти (и Павла Тарасова и Алексея Пущина) – это тщательно спланированные и четко реализованные убийства. Людей людьми. Странные, конечно, убийства, но тут возможны всякие версии, в том числе и самые, на первый взгляд, немыслимые. Например, такая, что в Городе действует тайная секта, сумасшедшие адепты которой молятся на две копейки и приносят в жертву людей вот так вот изощренно. Или существует клуб самоубийц, члены которого оценивают свою жизнь в столь смешную сумму. Действительно, в смешную – когда-то на Руси монету в две копейки обозначали словом «грош». А быть может, орудует в городе серийный убийца, для которого монета с таким номиналом – часть мрачного имиджа.