И вот тут-то и возникает первый недоуменный вопрос: а почему, собственно, в родословных книгах всех корейских семей их предками по прямой мужской линии вдруг оказываются исключительно министры, генералы, писатели и прочие знаменитости? Куда подевались правнуки вольных землепашцев, которые в начале XIX века составляли более половины населения страны? Что случилось с прямыми потомками ещё одной четверти населения – с крепостными? Куда и почему без следа исчезло потомство ремесленников, писцов, рядовых солдат и матросов?
Отчасти этот феномен знаком и россиянам. Сейчас, когда гордиться рабочим происхождением стало странно, а считаться потомком дворянина, наоборот, престижно, мы вдруг обнаружили вокруг себе фантастическое количество представителей дворянских родов. Их сейчас так много, что, как заметила одна ехидная русская журналистка, «создаётся впечатление, что после 1917 г. те самые кухарки, что пришли управлять государством, вдруг прекратили размножаться, оставив это занятие исключительно князьям и графьям». Нынешнее изобилие дворян и процветание «дворянских собраний» выглядит особенно забавно, если вспомнить, что в 1870 г. потомственные дворяне составляли 0,8% населения России (сомневающихся отсылаю к словарю Брокгауза и Ефрона).
Однако надо признать: до Кореи в этом отношении нам далеко. Хотя на дворянское происхождение сейчас и претендует определённо больше, чем 0,8% россиян, но эти «дворяне» составляют в нашей стране всё-таки явное меньшинство. В Корее же буквально каждый кореец уверен в том, что он происходит из того или иного дворянского рода.
Я лично за всю жизнь встретил только двоих корейцев, которые сказали, что их предки были крестьянами, а вот число тех, кто именует себя дворянскими отпрысками, среди моих знакомых измеряется многими десятками. Один из корейских историков как-то заметил, что, по его наблюдениям, из 10 студентов 9 считают, что являются потомками дворян! Замечание ироничное (историк знает, о чём говорит), но верное: когда я сам работал в корейском университете, я пару раз поговорил со студентами на эту тему – и столкнулся примерно с такой же пропорцией.
Всё это становится странным, если обратиться к исторической статистике. Хотя особой надёжностью она и не отличается, ясно, что корейские дворяне (их называли янбаны) составляли в начале XIX века от 10% до, самое большее, 20% населения. Цифра эта всё равно очень велика по русским или западноевропейским меркам, и объясняется она тем, что в Корее для дворянина было допустимо самому заниматься сельским хозяйством, так что фактически большинство корейских дворян было просто богатыми крестьянами. От обычных крестьян их отличало лишь образование, престиж, а также то, что они, по крайней мере теоретически, могли занимать чиновничьи и офицерские посты. Ещё одной привилегией янбан было наличие родословной книги. До XIX века только дворянские кланы могли иметь свою родословную. Первая известная нам родословная появилась в XV веке, и она была, разумеется, дворянской (родословная клана Ю из Мунхва, 1423 г.). Что же до крепостных, которые составляли примерно четверть населения страны, то они не имели не только родословных, но даже и просто фамилий. Подобно российским крепостным, они всю жизнь обходились именами, а то и просто прозвищами.
Но вернёмся к нашему вопросу: куда же делись потомки 80 (а то и 90) процентов тех, кто населял Корею два века назад? Ответ на него очевиден: никуда они не делись, живут, здравствуют и, более того, скорее всего по-прежнему составляют примерно 80–90% современного населения государства корейского. Однако эти потомки отреклись от своих предков и приписали себе более престижное, более знатное происхождение. Когда, как и почему это случилось?
Первый прорыв мещан (а, скорее, мужиков) во дворянство произошёл в XIX веке. В это время корейское государство, которое до этого строго следило за тем, чтобы между дворянами и «подлым людом» сохранялась труднопереходимая грань, ослабило свой былой контроль. Богатые крестьяне и купцы стали покупать дворянское звание за деньги. Одним из основных способов стало включение своего отца или деда (на деле обыкновенных мужиков-землепашцев) в очередную редакцию родословной книги какого-нибудь дворянского рода. Обедневшие дворяне шли на это спокойно, да и деньги брали за услугу не слишком уж большие. Таких «мещан во дворянстве» было так много, что уже около 1850 г. в иных местностях дворяне (в подавляющем большинстве – свежеиспечённые) составляли без малого половину населения.