2
Как мне было сладко в объятьях
пространства бренного,
обо всём забыв, Августина читать Блаженного,
от озёр солёных брести к водоёму пресному,
от земного града ко граду лететь небесному,
и купаться в таволге,
в белом доннике,
в жёлтом вереске,
и любить тебя, и на землю пасть, и разбиться вдребезги.
Набухают реки, как на запястье вены,
происходят в звёздах тайные перемены.
3
Наступило время книгу судьбы дочитывать,
наступило время сердце своё испытывать
и просить у Бога в порыве слепой отваги:
— Сотвори мне, Господи,
новое тело из слёзной влаги!
* * *
Зеркала и мелкие озёра,
рисовые зёрна в узелке…
Ищет осень повод для позора,
метит воздух пробою Перке.
Мчатся старики в вагонах спальных,
льётся с неба тонкая вода,
клёны в переулках привокзальных
ждут зимы, как Страшного Суда.
Непреклонной осени работа —
знак, напоминание, укор.
Жизнь идёт, слетает позолота,
пышный упраздняется декор.
И внезапно наступает счастье:
вспоминает ночью старичок
след Перке на худеньком запястье,
белый, словно снег, воротничок.
* * *
Подходя к рубежу, мы подводим итог.
Мы исследуем жизнь — непрерывный поток
вещества, растворённого в слове.
Обстоятельства места — полынь и ковыль.
Обстоятельства времени — глина и пыль.
Образ действия — быть наготове.
Дополнением косвенным нашей вины
были ночи и дни непомерной длины,
где ловили мы лунные блики
на предметах и признаках. Розы цвели,
вавилонские ивы касались земли,
пряча нас, как преступник — улики.
Если утром забыть, что вокруг — вещество,
и отвергнуть родство, и примерить вдовство,
изваянием встать у порога,
то увидишь, как медленно дождь моросит,
как, раскинувши крылья, в пространстве висит
ездовое животное бога.
Да, призвание птицы — над миром лететь
и не знать, что пространство похоже на клеть,
и не видеть причин настоящих,
для того чтобы тело избавить от уз
и разрушить навеки незримый союз —
связь сказуемых и подлежащих.
Мы уже позабыли, где нечет, где чёт,
но под камень лежачий вода не течёт,
и без слёз не бывает сиянья.
Если ты бессловесен — ты гол как сокол…
Мы исследуем смерти безличный глагол
в запоздалом огне покаянья.
* * *
Чужие вещи, облака и птицы,
и вещества текучие частицы,
молекулы дождя и света кванты.
жуки-сектанты, пчёлы-арестанты,
большая щука в ледяном кристалле
и мёртвый человек на пьедестале,
улитки, слизни, дождевые черви,
огромный тополь в серебре и черни,
и крыс полки, которые в остроге
томятся, как языческие боги, —
все те, кто не представлен был к награде,
опять сошлись на призрачном параде.
Соединив страданье с наслажденьем,
последнее рыдание — с томленьем,
расцвет горячей крови — с увяданьем
и судорогу смерти — с ожиданьем
бессмертия, они любовь воруют
и в мировом пространстве маршируют.
Лови скорей волненье, свет и влагу,
переноси их трепет на бумагу,
а тех, кто стали пеплом и алмазом,
не отдавай пустым словам и фразам…