Встречи с третьим княжичем становились всё реже и реже, и больше они не разговаривали обо всём, что в голову придёт ночи напролёт. Оба стали чуть более скрытными, чем раньше, да и просто старше, а значит и дел прибавилось. Больше не было прежней лёгкости между ними. Они по-прежнему доверяли друг другу, просто у каждого появилось то, о чём хотелось молчать. И это молчание холодным камнем всё же легло между ними в их редкие встречи. И никто больше ни разу не вспомнил о бедном мальчике с невероятным даром волхва-пестуна, под чьей заботой не оскудеет земля. Разве хоть что-то могло сравниться с этим?
Не было ответа, ни у Горана, ни у Малы, ни у Деи. Может он был у княжа, так сурово взявшегося блюсти род воинов, внуков и правнуков Стояна, только кто ж с него спросит? Виру за родича требовать тоже не каждый может, Правда строго закрепила, кто и когда мстить может и до какого предела. Так Мала даже шепотом спросить о судьбе чужого ребёнка не могла, а зная ответ, до ледяных пальцев боялась, лишь бы не навлечь беду на Яснушку.
Прошли годы. История подзабылась, да и все успокоились. Но внезапно накануне обряда Ясны в поместье два отрока разбили часы, рассыпали песок, остановили время. Волхвы не ворожеи, говорят, что не верят дурным предзнаменованиям. Но все знали, что можно не верить в беду после того, как три раза подряд споткнёшься на левую ногу, или если лист ко лбу прилипнет, и совсем другое — сломать часы, хоть стеклянные, хоть солнечные, да хоть мерную свечку опрокинуть. Недаром же княжницы послали спросить о будущем. Княжиня, да и княжъ их за это поругают потом и посмеются над верой словам взывающей к богам, но это когда беда не случится, а пока и сами к словам мантики прислушаются и поберегутся, да поскорей сломанное починить или заменить постараются. И только Мала и Дея сразу и окончательно примут случившееся дурным знамением, предостережением. И отбросят безумную свою надежду, что завтра всё пройдёт хорошо, что девочку примут и заживут они счастливо.
Пятнадцать лет спокойной жизни, достатка и уютного счастья разбились вместе с этими часами, о которых все были наслышаны, но мало кому довелось увидеть. И сейчас песком сквозь щели в деревянном полу исчезали последние надежды, и больше нельзя было вернуться в прошлое. Ни в эти пятнадцать лет, ни в семь лет нищеты городской, ни тем более в лёгкое и радостное детство. И кругом темнота неизвестности. Куда идти? Требовать виры за мать? Да и просто зачем им дальше жить?
В темноте больше не было слёз. Они вместе с горем укрылись глубоко в груди и затаились до поры до времени. Не было и добрых мыслей, они рассыпались и ушли вместе с картинами воспоминаний. Но под тяжелыми ударами сердца ковалось пока не оформившееся, но всё более ясное решение, очищающееся от окалины сомнений и слабостей. Но вместе с ним отмирала часть души девушки.
Глава 5
Не знали мы печалей горьких,
Но боги, замыкая новый круг
Ушли по звёздам выплеснутым из ведёрка,
Оставив сиротами честный люд.
(Из песни кощунника)
Небо на востоке начало светлеть, а в охотничьей землянке так никто и не уснул. Мала зажгла пару лучин, закрепила в светце и посмотрела на Ясну. Младшая сестра всё так же сидела, склонившись над понёвой и берегуном. И в застывшем взгляде покрасневших сухих глаз была пустота. Без злости, без боли, без ненависти и горя. Ничего.
— Ясна, — позвала Мала, подождала, но ничего не произошло. — Ясна! Нам пора уходить. Нужно собираться!
Тишина. Мала перебрала и упаковала вещи в сумки, но Ясна продолжила безучастно сидеть. Сердце старшей болезненно сжалось от жалости к младшей, ей было больно видеть всегда жизнерадостную девочку такой… пустой? А времени оставалось всё меньше и меньше. Вот-вот по их следам отправятся отряды из дружины. Вот и пришлось ей силой поднять девушку и ощутимо встряхнуть.
— Ясна! Хочешь, чтобы тебя убили? Если нет, нам пора бежать! — в голосе появилась жгучая злость. — Что, не дали стать княжной? Так стань княжиной! Вставай, я помогу. Создадим свой клан! Купим тебе повой и волховку червлёные и золотом украсим. Стань наравне с ними, тогда и спросишь за мамину жертву и свою обиду! Ну же! Переоденься, наконец, и нам пора — уже почти рассвело.
Она ещё раз встряхнула сестру и с облегчением заметила, что её взгляд начал оживать. Медленно, словно сквозь сон, Ясна выдернула колышек из фибулы, удерживавшей луду, развязала петли на волховке и спустила её с плеч. Потом неловко надела понёву и перестегнула пояс поверх неё. Растерянно оглянулась и потянулась к ряснам, но Мала перехватила её руку и быстро отцепила лишние. Старшая убрала оставшиеся вещи, надела на младшую одну из сумок, укутала в луду и вывела наружу.