— Доброго дня, — поприветствовала она вернувшегося. — Хорошо ли торг прошел?
— А, Мала! Да помаленьку и сладился. И по твоему делу успел. Вот, как просила два пряника на три медяка.
Он достал из большой корзины, установленной у края кузова, вышитую холстину и протянул её просиявшей девушке. Мала горячо поблагодарила за услугу и побежала домой, прижимая лакомство к груди и не убирая его во вретище. Тут бы тоже лишние руки не помешали, да и денежкой могли поблагодарить, но сегодня и завтра были дела поважнее, а потом уже жизнь покажет.
Мала петляла по приместью и думала, почему же ей не радостно. Что-то смутное тревожило её уже давно, но сейчас беспокойство царапало сердце глубоко в груди и подгоняло ускорить шаг. Конечно, она не бежала, но шла настолько стремительно, что полы волховки развевались вокруг ног. Чуть спокойнее ей стало только когда показалась их изба. Девушка переобулась в сенях и вошла в подклеть.
Удивительно, но тут никого не было, только передник сложенный вчетверо лежал на лавке у печи. Сенная девушка, видимо, отлучилась, но в полуостывшей печи виднелся бок горшка, судя по духу, с ухой, а на столе под расшитой куклой томился травяной чай. Мала улыбнулась, ополоснула руки и лицо в рукомойнике в углу, достала чашки, развернула в маленькой плетёнке холстинку с пряниками, составила на тяжелый поднос вместе с чайником и понесла наверх.
В горнице-светлице её встретили матушка и сестрица. Маленькая барышня Ясна четырнадцати лет раскладывала по лавкам свои нарядные сорочки, выбирая в которую назавтра нарядиться. Даже стол в этот раз не с листами и писалами был, а с ремнями и по-разному украшенными вретищами и россыпью бронзовых колтов. Дея сидела поодаль у окна и заканчивала вышивку на новой волховке. Мала составила свою ношу на стол, пододвинув разложенные подвески и амулеты, кивнула сестре и подошла к матери.
Дея устроилась на лавке возле южного окошка. Рядом поставила старую шкатулку с рукоделием, которую Мала помнила с самого детства, и куда по малости лет пыталась залезть и покопаться в манящем собрании сокровищ. Но теперь тот ребёнок давно стал взрослым и кроме пластин для плетения, спиц и крючков, иголок и моточков тонких цветных нитей уже заинтересовался множеством других вещей. Но коробка, сбитая из узких дощечек и украшенная незатейливой резьбой, всё равно осталась чем-то, что возвращало в то счастливое и беззаботное время в городе. А сегодня перед Малой сидела бледная высохшая женщина, которая старательно пыталась удержать иглу в костлявых пальцах, но гладь по подолу всё равно ложилась стежок к стежку.
— Отдохни, мама, — ласково попросила Мала, накрыв ледяные руки женщины своими. — Выпьем чаю, а я потом доделаю. Хорошо?
— Нет-нет, у тебя и своей работы хватает. Да и не могу я отдыхать, когда дела нет в руках. Занять себя мне чем? — в глазах женщины плескались вперемешку смирение и мягкая теплота. — Да и сама-то ты уже убегалаись. С зари тебя невидать было, всё завершила?
В ответ девушка лишь покачала головой и кивнула на сестру, севшую прямо на пол, сложившую свои белые тонкие ручки на груди и надувшую алые губки. Мале было смешно видеть младшую такой возбуждённой. Сейчас она совсем не походила на будущую княжну клана Стояновичей! Девочка среди небогатого выбора пыталась отыскать самую лучшую сорочку, маленькая капризная барышня, робевшая перед отцом, которого за свою жизнь и видела-то всего пяток раз, и до последнего боявшаяся, что обряда принятия её в клан не будет.
— Ясна, скушай пряник, — окликнула её старшая сестра. — А то всю красоту растеряешь.
Ясна вздрогнула и резко обернулась, звякнув колтами. Занятая одеждой и украшениями, она не заметила, как пришла Мала, и подавно не расслышала тихий разговор. Барышня поднялась и радостно бросилась к сестре. Пряник, к огорчению последней, она не пожаловала своим вниманием, а повлекла старшую к лавке, широким жестом обводя разложенную одежду.
— Помоги! Ничего не подходит! Как я завтра перед всеми предстану? — взмолилась барышня. — У меня же ни одной моченого льна нет, не говоря о бели! Да и расшиты по-простому, без стекла и каменьев.
— Не переживай по пустому. Они тебя принимают, а не сорочки твои берут. Вот станешь княжной и справим тебе червлёные и сорочку, и волховку, и повойку, и с матушкой золотом разошьём. Будешь у нас нарядней княжины ходить, — пообещала Мала и всё же усадила сестру за стол перед рассыпанными бронзовыми кольцами, среди которых ажурных и фигурных оберегов почти и не было.
— Не нужно, — Ясна погрустнела. — Лучше маму вылечим.