— Что за беспорядок тут творится? — спросил волхв, обводя взглядом и семерых поднимающихся мужчин, и стоявшую перед ним девочку. — Ну⁉
Она молчала. Худая, серьёзная, с растрёпанной светлой косой, достававшей до поясницы, с по смешному сбившимся чуть на бок обручу и повою. На левой руке видно было бронзовое околецо, болтающееся на запястье ниже края рукава сорочки, из которой девочка уже выросла. Её била крупная дрожь. Тут, посреди улицы, с нахмуренными бровями и твёрдо сжатыми губами, она походила на встрёпанного птенчика, растопырившего крылышки и только что победившего мышь. Только победила эта девочка совсем не маленькую добычу.
— Да вот, холопка от хозяина сбежать пытается. Ловим, — подобострастно кланяясь, ответил один из купеческих прихвостней, а потом прошипел в сторону Малы: — у… упыриха.
— Врут, — голос девочки звучал чуть приглушенно, но твёрдо.
Командир хмыкнул и кивнул толпе, но ответ пришел от одного из его людей.
— Врут. Городская сирота она, с немощной матерью живёт. Не может она быть холопкой.
— Да наша она. Малой звать. Утром её у тестомесов видел. Вродь как обычно была.
— Наша, наша, вчера в лавке травника лекарства выкупала.
Толпа зашумела, вставая на защиту девочки. А волхв приказал закрыть ворота и никого не выпускать из города, пока во всём не разберутся, да отправил весточки куда-то. Само разбирательство, занявшее два дня, Мала почти не запомнила. Один из гридней проводил её до дома и предупредил, что скоро за ней придут. Мужчина осмотрелся в пустой избёнке и от себя оставил пяток мелких монеток, проворчав, что негоже перед княжичами с такими голодными глазами показываться. Мала искренне поблагодарила воина. Но как только он ушел, упала на лавку у стены, подтянула свернутое стопкой ветхое одеяло и со стоном завернулась в него. Ей было плохо, и почти всё время до приглашения в поместье она проболела.
Как ей потом рассказали, тот купец не первый раз так уводил детей из разных городов. Его подельник несколько дней ходил и присматривал сирот и бедняцких детей, на подходящих составлял письмо об уступке холопа, в котором подробно расписывал все приметы и вымышленное имя. А потом просил, предлагая большую награду, отнести послание другу-купцу. А дальше. Как увезут из города, так всё, больше никому ничего не доказать, ведь у купца передаточное письмо против слов холопа.
И в этот раз тоже всё могло получиться, но только нарвались они на девочку с даром, который и прорвался в решающий момент, что было очевидно всем волхвам в округе. К удивлению Малы в поместье они с матерью предстали перед самим княжем, который предложил свой договор. Дея согласилась.
Ещё с неделю Мала и Дея обустраивались на новом месте. Им выделили маленькую камору в общем доме в приместье, куда они перенесли весь оставшийся у них скарб. Подкормили, приставили к посильной работе, а девочке показали ещё и дорогу к старшинному дому. Мало по малу жизнь потекла по новому руслу. Клановые лекари по приказу княжа подлечили Дею, но предупредили, что болезнь слишком долго в её теле и они мало чем могут помочь.
Мала долго не могла свыкнутся с мыслью, что она теперь не просто городская сирота, что она волховица. Она продолжала ходить в понёве и хвататься за любую работу, лишь бы добавить в калиту на поясе хотя бы ещё одну монетку. Но стоило ей заработать первые деньги, как она сначала разыскала того гридня, который оставил денежку на еду и вернула долг с благодарностью. Оставшуюся монету девочка долго вертела и тёрла в руках, а потом достала из вретища подзабытый свёрток с оберегом, надрубила в четырёх местах денежку, и загнула вокруг петельки оберега. Всё, теперь он точно завершен, осталось подарить.
Девочка все в той же понёве поверх ветхой сорочки отправилась на поиски молодого волхва, вмешавшегося тогда в городе. Ей повезло. На следующий день она увидела его в приместье недалеко от старшинного дома. Он шел в сопровождении четырёх гридней и о чём-то сосредоточенно думал. Мала поспешила приблизиться, чтобы окликнуть, но воины среагировали быстрей неё. Стремительный удар кнутом отбросил девочку, разорвал сорочку над грудью, рукав и даже немного на спине, пропоров кожу до крови.
— Шла отсюда! — рыкнул он на сжавшуюся в комок и закусившую губу, сдерживая слёзы девочку. — Тут не место оборванкам-побирушкам.
Обида обожгла больнее кнута, и Мала, вскочив, бросилась прочь. Она не увидела, как слишком ретивого гридня отчитали, словно последнего мальчишку, как не заметила и цепкого взгляда княжича, не успевшего остановить воина.