Ясна и Мала не праздновали вместе со всеми. Они тихо ускользнули из толпы в свой домик и закрылись в привычном одиночестве. Но когда стемнело и девушки собрались спать, к ним отчаянно застучали.
— Откройте! Прошу, откройте! Лекаря! Там женщина умирает! — кричали с улицы. — Волхва и лекаря!
Мала и Ясна вышли на крыльцо как были, в сорочках, только обулись по пути. Ворота стояли распахнутые, а во дворе тяжело дышал мальчишка-посыльный из ближнего постоялого двора. Он начал хватать Ясну за руки и тянуть за собой, но Мала не дала.
— Успокойся! Говори толком, кто, где и что произошло! — от старшей прошла волна силы, влившаяся в приказ.
Паренёк моргнул пару раз, выпрямился и уже спокойно и деловито ответил:
— С купцом молодая жена была, на сносях. Рожает теперь.
— Так с этим к повитухе надо, а не к лекарям, и не в волхвам, — смутилась Ясна.
— Так повитуху ещё пять часов назад привели. Она и позвала. Говорит, или лекаря-волхва, или и купчиху, и дитё похороним.
Посыльный опять схватил девушку за руку и потянул за собой. Ясна оглянулась на сестру, и Мала кивнула, мол, беги. Сама же закрыла двери и поспешила следом.
Постоялый двор только казалось, что рядом — пройти через две улицы и на пять домов в сторону озера. Но они успели и взмокнуть, и выбиться из сил, пока добрались. Тут лекарку с сестрой, которую приняли за помощницу, сразу провели к бане, ещё перед крыльцом омыли мыльной и тёплой водами руки, помогли разуться, чтобы время не терять, и запустили внутрь. Но они успели услышать, как купец встряхнул за грудки посыльного зарычал «Ты кого привёл⁉ Тебя за лекарем и волхвом посылали, а не за ребёнком».
Внутри оказалось многолюдно, душно и просторно. Баня строилась на десяток человек! Сейчас две девушки хлопотали возле печи, грели воду и с лёгким ужасом смотрели в середину парилки. Вдоль стены стояли, видимо, будущий отец и две женщины. На составленных вместе лавках металась молодая женщина, рубашка и волосы промокли от пота и коса сбилась в колтун. Другая женщина держала роженицу за руку и ласково уговаривала потерпеть, собраться и слушаться, но в ответ бедняга лишь стонала, шипела и выгибалась дугой. Повитуха, крепкая седая бабушка, сосредоточенно ощупывала живот и качала головой. Вот она обернулась на сквозняк и кивнула.
— Хорошо, давайте сюда. Эй там, чего встали! Оботрите роженицу, а то уже горит! — повитуха ещё раз обмерила ладонями живот и повернулась к Ясне. — Ты ж лекарка-волховица, так?
Ясна кивнула головой, но смотрела на женщин со страхом и ужасом.
— Я. Только я роды не знаю.
— Ничего. Зато я знаю. Но тут дело непростое. Ребёночек неправильно идёт, а мама неопытная, помочь ему не может. Ты, девочка, ей помоги, пусть успокоится и меня слушает. А то она и себе беду кличет, и ребёнка мучает.
Ясна оглянулась на Малу и встретила холодный острый взгляд.
— «Сестра? Контроль тебе лучше даётся, сделаешь?»
— «Сделаю, а ты следи и учись у бабки. Она половину города в свои руки приняла.»
Мала подошла и встала за головой женщины, прижала ладони к её вискам и та обмякла. Духота давила, мешая, вот волховица порывом ветра распахнула дверь и запустила свежего воздуха, который задул все лампадки и лучины, но вместо них под потолком закружились светлячки.
— Ой, молодцы, девочки, молодцы! — повитуха захлопотала. К бабке подбежала её помощница, тоже женщина, но лет тридцати с небольшим, и подала ленты. Дальше на них ни Мала, ни Ясна не смотрели.
— «Что они делают?» — мысленно спросила младшая.
— «Сражаются за жизнь. Отойди оттуда, не мешай им. Они лучше знают, что делать».
— Ладушки, пусть ещё немного потерпит, а как скажу, так плавно и осторожно тужит.
В напряженном ожидании прошло не меньше части часа, а потом в голосе повитухи появилась то ли радость, то ли облегчение и она дозволила роженице вытолкнуть из себя ребёнка. Сначала вышли ножки, а за них потихоньку вытянули тельце и голову. Тут же подбежали ждавшие у стены опытные женщины, забрали дитя, выложили на руку животом вниз и головкой на ладонь, похлопали, потёрли и малыш кхекнул пару раз, а потом закричал.
— Мальчик! — объявили всем.
Пуповину перевязали и перерезали, а младенца унесли омыть и завернуть в отцов рубъ вместо первой пелёнки. Девушки уже несли им тёплую воду. Все заулыбались, засуетились, только Ясна стояла растерянная и бледная, да отец вжимался в стену, боясь помешать.