(народная мудрость)
Горан оттягивал возвращение как мог, но осторожничал, чтобы не заподозрили в трусости. Хотя, положа руку на сердце, страх был не последней причиной отложить возвращение ещё на несколько дней. Да и дома их ждал далеко не тёплый приём, что уж тут спешить.
Но хотел он или нет, а через десяток дней вернулся в поместье. Воины, плававшие на глухое озеро, в первый же вечер рассказали старейшине о поступке княжича. Да и сам княжич написал отчёт для княжа аж на пяти листах и с двух сторон, где перечислил все места, куда заглянула погоня. И что беглянки ушли южнее упомянул.
Ещё день ушел на хлопоты, и вот теперь состоялся суд княжа и рода. Чужих здесь не было, в горнице на женской половине собрались только кровные родственники. У стены на заваленной мехами лавке сидели сам княжъ и княжина, по обе стороны от них — старейшины, а все остальные родственники разошлись по горнице перед ними. И только Горан стоял, склонив голову и сложив руки на животе, на коленях почти ровно в центре. Стоял и слушал окончание обвинительной речи старейшины. Мимоходом удивлялся, что дружина не стала его добивать, хоть и могла, и рассказали всё случившееся, подкрепив своими домыслами и в какой-то мере согласились с действиями княжича. А такая поддержка многого стоила! Особенно когда Горану слова на судилище так и не дали.
Старейшина закончил свою речь, и в горнице повисла тишина. Княжич рассматривал доски пола и чувствовал на себе множество пристальных взглядов, от которых хотелось почесать спину и усмехнуться. Горан и сам удивлялся своему спокойствию, а тут удивил своей упрямой гордостью родных. Молчание затянулось, все ждали слова княжа, даже мать Горана лишь осторожно коснулась руки мужа.
— Ты предал интересы клана и судьбу рода, — наконец, разделяя слова паузами, заговорил отец. — И должен быть за это сурово наказан. Но я не могу не услышать голоса княжего люда в дружине, которая суть наша опора и наш щит. А воины на твоей стороне. Посему решаю: оставить за третьим княжичем, за моим сыном Гораном командование дружиной, но приставить его помощниками двух княжников из числа моих внучатых племянников. И на тридцать лет княжич Горан отлучается от Источника. Всё. И очень надеюсь, что эта позорная страница для нашего клана закрыта, но не забыта. Да будет уроком. Ибо если что-то подобное повторится, я больше не буду снисходителен.
Княжъ протянул руку своей жене, и они первые покинули горницу. Следом за ними вышли старейшины, а дальше потянулись и остальные родственники. Горан оставался на месте. Нет, не из желания выглядеть более раскаявшимся или не в попытке угодить старшим. Просто от долгого стояния на коленях у него затекли ноги, и он не хотел показаться смешным. И никто не подошел помочь. Велибор ушел со старейшинами — ему требовалось обсудить послание от кого-то из западных княжей. А остальные… младшие братья ещё не были приставлены к особенно важным службам, хоть и состояли при деле, и почти в голос роптали об этом, сёстры или давно разъехались, выданные замуж, или ходили хвостиками за матерью.
Наконец Горан осторожно перевалился чуть на бок и вытянул ноги перед собой. Икры закололи тысячи иголочек, но ступни чувствовались словно сквозь перины. Княжич, морщась, растирал и мял мышцы, шевелил пальцами, разгоняя кровь. Медленно, неприятно, как и всё судилище до этого. Но вот ему удалось встать и сначала осторожно, а потом уверенно выйти на крыльцо.
Во дворе ещё не разошлись родственники. В дюжине шагов от ступеней перед полудесятком юнцов громыхал Куча.
— Они сами виноваты, значит должны поплатиться. Смерть достаточное наказание за неумение и нежелание стать одними из нас. Это же просто! — вещал он, а слушатели кивали головами.
Горан скривился, будто скисшей каши съел. Куча приходился ему единокровным братом, но отец признал его сыном, но не княжичем, а лишь княжником. Десять или двенадцать лет назад его приняли в клан, и это был второй случай за последние тридцать лет. Но мальчик всё же не оправдал ожиданий, к большому сожалению старейшин и княжа. Куча был огромен и дико силён и, даже не используя волховской дар, легко поднимал бревно в полтора локтя шириной, да и где драка, там он первый. Но вот остальным, увы, не вышел. Куча был глуп, едва освоил грамоту и до сих пор, даже с поддержкой Источника, не смог достичь границ первой сферы ни в одном направлении.
Княжич послушал громыхания ещё немного, и ему стало смешно, как младший брат распинается, что легко бы справился с обеими волховицами. Как ни странно, но Мала хоть и не была слабой, всё же большинству воинов в схватке уступала. Но и её саму, и тётушку Дею многие уважали за их отзывчивость, желание и умение помогать. И только Куча боялся Малы! Он мог за два удара выиграть любой бой против младших гридней, держаться и против княжих людей, а девочку боялся. И теперь Горан вспоминал, как Куча прятался за нужником, едва завидев волховицу, и краснел по самые уши. Так что мимо собравшихся послушать хвастовство, княжич прошел с широкой улыбкой на лице, оставив за спиной умолкнувшее галдение.
Но веселье весельем, а пора и за дело приняться. Вон и отрок, едва завидел выходящего из ворот Горана, побежал к дружинному дому. Значит и княжичу должно идти туда и поблагодарить вставших на его защиту воинов.
И правда, Горана ждали. Во дворе собрались и княжьи люди, и воеводы, и наставники из старшинного дома. Не было только гридней и отроков, но оно и понятно, не доросли ещё, чтобы что-то решать. И княжич не чинясь, остановился в нескольких шагах от них и поклонился, а потом высказал свою благодарность за неожиданную поддержку.
— Ты, княжич, хоть и княжич, да парень не плохой, ну и волхв не из последних. Мы за тобой уже больше дюжины лет стоим и зла от тебя не видали. Так что ж не постоять? — ответил седой воевода. Он был простым человеком, но воином искуснейшим. — Да и коль тебя погонят, то кому дружину княжъ назначит? Все при деле, при месте, только Куча ходит неприкаянным.
— Дело Светибор говорит, дело. Куча бы тут наворотил… — поддержал один из старших воинов. — Уж лучше ту сбежавшую отроковицу принять над нами, чем его.
— Ну отроковицу или нет, но завтра кого-то старейшины сюда отправят. Княжъ мне больше не доверяет, так что присмотр отрядил. И среди них и Куча может оказаться. Хотя, действительно, уж лучше племянницы, чем этот медведь с умишком мышки.
Горан обернулся на терем и усмехнулся. Отец совсем недавно занял место прадеда, перешагнув через деда, да и молод он совсем, даже ста лет нет. И тогда совет клана выбрал его как самого сильного из претендентов. И дед, и все его братья, хоть чуть-чуть, но уступали, вот и решили, что именно отец приумножит и упрочит клан. Но вот два десятка лет минуло и что? И ничего. Только княжичи и княжны, глядя на отца, локтями толкаются за право провести лишний день у источника и стать сильнее. И если при прадеде каждые пять лет клан отправлял своих людей, в том числе и княжей крови, в Перерождающийся Мир, то при отце этого не стало. Тридцать лет без поддержки источника — это много, за эти годы все его братья и сёстры обгонят его, станут сильнее. А он? Разве что если только сам рискнёт во врата шагнуть, но тут уже старейшины и отец не дозволят, да и дружину на несколько лет не оставить.
Да иди оно к упырям и берегиням, где примут, там пусть и голова болит. А Горану и без выплясывания перед старейшинами и дядьями дел хватает. Ими княжич и занялся, тем более надо было подготовить место в дружинном доме для княжников.
Дня три прошли как обычно. И вроде сотня привычных дел, а что-то не то. На четвёртый день Горан не выдержал и незаметно сбежал. Он не пытался уйти далеко, он просто внезапно почувствовал, что ему нужно побыть одному. Да и короткое отсутствие могут даже не заметить. Семья будет думать, что он в дружинном доме, где пропадает недели напролёт, а дружинные решат, что княжич решил переночевать в тереме и заняться накопившимися там делами. Так ему и удавалось уходить на тайные встречи годами. Да и сейчас Горан ушел на сеновал, на настил наверху.
Тут ничего не изменилось. Доски, скат крыши, гора душистого сена за ничем неогороженным краем, пятно копоти от лучины… Горан сел возле этого самого пятна и потушил светлячка, оставшись в полумраке. Если закрыть глаза, могло показаться, что стоит немного подождать, и она придёт, удивится, что он уже здесь, воткнёт очередную щепку в щель и зажжет её. И они снова проговорят до рассвета, будут вместе смеяться и грустить, и обязательно… Но только, увы, теперь на даль с верстою вокруг больше никто не знает дорогу в этот угол, и вряд ли найдётся ещё кто-то использующий в качестве светца стену сеновала.