– Твои ж чертовы дьявольские силки, Шон. Ты с ума сошёл так пугать? Ещё сильнее сожмёшь меня, и твой коварный замысел довести меня до желаемой смерти будет реализован.
– То есть я виноват, что кто-то устроил домашнюю дискотеку? Ты могла и меня чисто по-соседски пригласить. Не чужие люди друг другу стали в конце концов.
– Продолжай, продолжай, Шон, и кому-то сильно сегодня не повезёт. И следом за дискотекой, кто-то пропустит и вечернее пиршество. Если хорошо меня попросить, то позволю рядышком постоять и потрясным запахом голод утолить.
– Остришь, Дарси? Надеюсь, твоё мясо не настолько острое. Хотя с радостью готов проглотить с твоих рук и жгучий чили.
– Проглотишь и заодно запьёшь горячим натуральным чёрным чаем, прямо из Индии привезённым.
– Мне так с тобою повезло, Дарси. Ты самая заботливая хозяюшка на свете. Бедные мужчины, у которых дамы их сердца готовят им чаи в пакетиках. Это надо же так своих кавалеров не уважать. Да и ладно, они сами сделали свой выбор. Пусть теперь за него и отвечают. Я же буду довольствоваться своим найденным бриллиантом.
– Иди уже мой руки, брильянтщик.
***
Можно ли поверить в то, что только вчера все это происходило со мной, и я была его драгоценным бриллиантом, который он каждый день оберегал от всех возможных напастей, а сегодня я не приметный серый камень, с лёгкостью выброшенный им в мусорное ведро?
Когда дорога гладкая, не поймёшь, что написанное тобою правило было лишь для тебя писаным, и что любая встретившаяся на твоём пути ухабина способна перевернуть твой мир вверх дном.
Мое настоящее с Шоном ощущалось как необычайное странствие, в котором хочется бесконечно прибывать. И я могла ожидать с ним замечательное будущее, которое в книгах и не прочтёшь. Казалось, он мой прекрасный принц, единственный минус которого слишком белый конь.
Держа в размытых руках письмо Шона, лежащее на кухонном столе, я, в надежде больше не испытывать подобной боли, перечитываю до вырывающегося изнутри крика колющиеся строки, чтобы заколоть своё сердце и не оставить ни единого на нем живого места. Читая в слух, я представляю его перед собой: без капли трусости, говоря эти слова мне прямо в лицо,
– «Я не имею права просить у тебя прощения, Дарси. Это письмо — самое низкое и подлое, что я когда-либо в своей жизни совершал. Мне жаль. Я убеждал себя, что я пригоден для любовных отношений; но я устал врать себе и придумывать ежедневно красивые слова, чтобы ты не переставала верить в мою чистую искреннюю любовь, возвышенные к тебе чувства. Не скрою, я привязался к тебе и первое время буду очень сильно по тебе скучать. Это временные сбои, и советую тебе тоже не заострять на них особое внимание. Пройдут года, и ты не вспомнишь моего ничтожного имени — Шон Прайс исчезнет из твоей жизни навсегда. Ты заслуживаешь лучшего, а я не из их числа. Второсортный плод тебе ни к чему: меньше витаминов, а посему меньше пользы.
Только я тебя прошу, Дарси, продолжай верить и доверять, даже если кому-то удалось пошатнуть землю под твоими ногами. Цени и люби, прежде всего, себя.
Знаю для тебя не имеет значения, но с сегодняшнего дня дом в полном твоём распоряжении. Если кто-то и должен уйти, так это я. Все необходимые документы ты найдёшь в своей комнате на комоде.
Прощай, несравненная Дарси Эдвардс. Ты большее чем то, что могло со мной когда-то случиться.
P.s. просто твой незнакомец.»
Все вокруг хаотично кружит и покрывается тяжёлым туманом. Неустанно твержу себе не переставать двигаться и брести на ощупь. Глаза заполняются до краёв солеными водами, а лёгкие с каждой ступенью вверх отказываются вбирать воздух. Незамедлительный звонок, и билеты в одну сторону куплены в сию секунду или минуту, а может и в несколько минут, я не помню.
Я во второй раз вошла в этот дом и во второй раз по своей воли за его порог выхожу. Я не горю желанием тесниться в огромных стенах, где мне будет без преувеличений туго дышать. Уверена, со мной все будет в порядке, и я вернусь в своё прежнее комфортное состояние: когда предпочту укрываться под градом от настигнутых бед предложенной крыше над головой; когда кому-то вздумается бескорыстно поделиться своей любовью, а я до конца не смогу её принять. Мне не составит труда снова привыкнуть жить в своём укромном мире. Беспокоит только то, что я несомненно вновь захочу сюда вернуться, и это меня медленно и мучительно будет убивать.