Произнеся это, гусар подошел к приоткрытой форточке, набил маленькую трубку табаком, после чего, поджог небольшим огоньком какую-то бумагу с, отпечатанным в типографии текстом, и с видимым удовольствием подкурил трубку от этой бумаги. Наверное, это и был один из долговых векселей моего соседа.
— Поэтому, я, мой друг, не дожидаясь суда…- корнет вкусно затянулся: — Написал прошение на имя государя, в котором покаялся, расписал, как я глубоко раскаиваюсь в своем неблаговидном поступке, как я страдаю, и что я готов положить свою никчемную жизнь на алтарь Отечества. Завтра-послезавтра мне сообщат положительный ответ Их Императорского Величества, и я поеду на южную границу, командовать ротой таких же, раскаявшихся… Шесть месяцев пролетят быстро, не успею оглянуться, а там триумфальное возвращение в родной полк, с чистой репутацией, опять певички, шампанское и прочие забавы, приличествующие офицеру гвардии…- гусар мечтательно закатил глаза, после чего выбил трубку о решетку за окном и ткнул в мою сторону мундштуком.
— А ты мне определенно понравился, студент. Вы же там, в Академии своей, военное дело изучаете? Вот и пойдем ко мне, заместителем командира роты. Как говориться, если что-то не знаешь, всё покажем и расскажем. Через шесть месяцев вернешься в столицу, обстрелянным ветераном и героем. Так что, давай, чтобы вместе поехать, товарищами, скорее пиши прошение о помиловании, чтобы Государь успел наши бумаги вместе рассмотреть. Я тебе сейчас расскажу, как писать. Только ты, друг сердечный, имей в виду — прошения о помиловании на Высочайшее имя проходит проверку у высших магов из Тайного совета…- корнет, или кто он там, поднял к потолку указательный палец и потряс им, показывая непостижимую высоту магического могущества упомянутых лиц.
— И если ты напишешь, что в своих злодеяниях раскаиваешься полностью, а сам что-то утаил, то никакого тебе царского прощения не будет, маги сразу это поймут и в своем заключении это укажут. А Государь обмана не любит, ему проще душегуба последнего простить, который во всех своих грехах покаялся и готов понести наказание, чем мелкого, но лживого обманщика! Ты уж мне поверь, я брат такие истории слышал, когда люди не три четвертования набедокурили, но голову повинную к трону Государя склонили и были прощены, а потом вернулись в общество героями и даже генералами. Ты, брат, кстати, выпить хочешь? У меня тут есть неплохой коньячок, скажу я тебе — выпьешь немного и такое просветление в мозгах происходит, что диву просто даешься, только и думаешь — почему я раньше не выпил? — мой собеседник вытащил из голенища, короткого, кавалерийского сапога со шпорой, плоскую, изогнутую фляжку, набулькал в стоящий на столе стакан коричневой жидкости и пододвинул в мою сторону.
— Угощайся, товарищ. — глаза соседа блеснули азартным нетерпением и я, с сожалением, отодвинул угощение.
— У меня, к несчастью, аллергия на алкоголь, засыпаю, как выпью сразу.
— Ой, беда то какая. — стакан блеснул, изливая содержимое в широко распахнутую пасть гусара: — Но, ничего, как на границу приедем, я тебя всему научу — пить, курить и барышень очаровывать! Хочется, наверное, барышень то очаровывать?
Мужчина жизнерадостно захохотал, после чего деловито извлёк из ящика стола несколько листов бумаги и палочку для письма:
— Давай, скорее пиши, и уже сегодня во дворец бумага уйдёт, а завтра, с самого утра, на Высочайшем рассмотрении будет. Пиши — «Его высокопревосходительству генералу Милованову». Ниже отступи и пиши, я диктую — «Всеподданнейше сообщаю, что я…»
— Погоди, друг… — я отложил писчую палочку: — А как же — бумага на Высочайшее имя адресуется какому-то генералу?
— Ты лишнее то в голову не бери! — строго отрезал гусар: — Есть установленная форма отношения. Сначала бумага к генералу на стол ложиться, он её, естественно, визирует и ходатайство накладывает, что просит Государя проявить снисхождение…
— У вас ус отклеился.
— Что? — в отличие от героя Папанова, гусар за лицо не схватился, значит, бурная растительность на морде у «подсадного» своя, не наклеенная.
— И что, часто получается? — укоризненно улыбнулся я.
— Что получается, брат? — псевдогусар еще не понял, что спектакль закончился в результате низкого уровня актёрского мастерства занятых в нем лиц.
— Ну вот так, как сейчас — наговорить дурачку — «первоходу» сказочку, чтобы он написал чистосердечное, покаянное признание на имя начальника контрразведки, а потом его на основании этой бумаги и осудить. Признание же — королева доказательств. Идите отсюда, агент недоделанный, пока я вам больно не сделал.