Дав телеграмму через военного коменданта о побеге трех арестованных, я посетил местный отдел таможенного контроля, в котором застал только спящего младшего писаря, остальные служащие таможенного подразделения выехали за город на пикник.
Кроме этих действий я попытался получить сведенья о том, что произошло в Петровске, но все должностные лица, как один, отводили глаза и бормотали, что никаких определенных сведений у них нет и всяческое сношение с княжеством было прервано с момента налета на него банд кочевников с сопредельных территорий. Несмотря на все мои попытки выяснить подробности, ничего у меня не вышло. Люди просто сбегали от меня, сославшись на крайнюю занятость. В то же время я не наблюдал каких-то следов военных приготовлений. Не стояли часовые на каждом углу, не тренировали на пустыре за обветшалыми казармами местное ополчение, семь чиновников не убывали в эвакуацию, все было спокойно и даже сонно.
Сдав писарчуку таможни рапорт о своем прибытии, я вышел на улицу и снял с арестанток мягкие кандалы, что изрядно мешали им быстро передвигаться.
— Слушаем меня внимательно, повторять не буду. За околицей этого поселка начинается территория моего княжества. Что бы вам не говорил Еремей, я не верю, что какие-то кочевники, одним налетом смогли разрушить успешное княжество. До города Покровска надо пройти около сорока верст. Там, и только там, я объявлю вам всем полное прощение и представлю работу с достойным жалованием. Вы можете сбежать прямо сейчас, можете улизнуть по дороге, гоняться за вами не собираюсь, вас, и без этого, найдется кому приволочь в Покровск на веревке. На этом политинформация заканчивается, через двадцать минут я выступаю. Сейчас подходите по одному ко мне, выдам вам по рублю, после чего идете в лавки и закупаетесь продовольствием на пять дней. Кто и что купит — дело ваше, но следующее жалование будет только через пять дней. Если вопросов нет, то время пошло, через час я выступаю.
Через час пришли все шестеро, правда у двоих теток лица и глаза были красные и волосы из-под платков торчали, как будто их за космы таскали, но пришли все и котомки за плечами выглядели. За это время я избавился от ящиков с консервами, сбыв их в две самые большие лавки, оставив себе по ящику тушенки и консервированных фруктов, после чего мой маленький отряд выдвинулся в сторону территории княжества Булатовых.
За околицей Орлова — Южного, в нужном мне направлении, уходила за горизонт тонкая нитка железнодорожных рельс, параллельно которой была проложена обычная проселочная дорога, твердого покрытия не имевшая. Границу имперских земель обозначала небольшая будка с поднятым шлагбаумом и пожилой солдат в заношенной форме, с допотопным ружьем у ноги.
— Служивый, не подскажешь, что там в Покровске слышно? Люди там еще остались? — я протянул солдату пару папирос, которые он с благодарностью принял, одну тут-же, с наслаждением закурил, вторую сунул за ухо.
— А что же людям там не остаться? — рассудительно начал пожилой боец, пару раз затянувшись: — Человек, он, ваше благородие, тварь такая, он в любом месте выжить способен. Известно, из Покровска, почитай каждый день, люди идут. Нам сказали — не препятствовать, вот мы и пропускаем всех, кто оттуда приходит. Почитай, за мою службу за последние десять дней, мужиков триста, с детями и бабами своими, в город прошли.
— И где они все? — я завертел головой, пытаясь разглядеть лагерь беженцев на окраине городка, с рваными палатками, чумазыми ребятишками и раздачей гуманитарных сухарей от местных купцов-меценатов и филантропов.
— Так известно где, ваше благородие, все при деле. Кто на станции работает, так как власти дали задание ее расширить в два раза, а людей работных нет. Кто в мастерские купца Антюхина утроился, кто еще куда. Работы то полно, а людей здесь всегда нехватка…
— А кто-то что-то рассказывал, что там случилось? — с надеждой спросил я.
— Может кто-то что-то и рассказывал… — рассудительно начал солдат: — Но, только не мне. Мое дело на посту стоять, и со всякими штатскими в разговоры не вступать. Вот, с вами можно парой слов перекинуться, потому, как видно, что вы, какой-никакой, а начальник, а с крестьянами и мастеровыми мне разговаривать нельзя. Я им не препятствую и всё, на этом мое дело кончено.
— Угу, понятно. — глубокомысленно пробормотал я, не зная пока, что делать с этой информацией: — Ну спасибо за ответ, солдат, поеду я дальше, таможню надо организовывать.
— Ну это значит, что скоро свидимся, как обратно поедете…
— Это еще почему?
— На таможне никто из бар надолго не задерживается, две-три недели послужат и назад. У кого здоровье слабое оказывается, кто еще по какой причине, но, уезжают оттуда все.