— А вот этого не надо. — Макоша строго погрозила мне пальцем: — Это не по квадратикам картины рисовать. Перуна, супруга моего, можешь вырезать, если что — сам с ним, потом, разбираться будешь, а меня не надо. Найди какого мастера у кого руки не из…ну ты понял.
Утро, в которое я вынырнул из сна, было плотно заполнено важными делами. Сначала я посетил заводскую химическую лабораторию, где три часа занимался магически- химическими опытами, затем посетил городскую управу, чье здание, одновременно, служило резиденцией и местом проживания семьи городского управляющего, где плотно занимался вопросами городского хозяйства и городских коммуникаций, после чего посетил священную рощу.
Мда. Как я понял, кроме угона скотины и боя с княжеским полком, внимание кочевников было направлено и сюда. Частокол был выворочен из грунта, частично сожжен, а частично изрублен. Идолы, как и сакральные камни были испоганены гораздо основательней, так что о их использовании не могло быть и речи. Расстроенный до крайности я задумался.
— Господа, где нам взять резчика? Это все надо восстанавливать и срочно. — я бросил досадливый взгляд на испоганенное капище.
— Так, ваша светлость, на третьей улице дед живет, отказался с семьей уезжать, Литвин, кажется, его кличут. Вот он вроде резчик искусный… был. — конфузливо закончил фразу городовой Пропотопов: — Старый стал, руки, говорят, трясутся.
— Ты, Алексей Гораздович, сегодня привези этого дедушку через пару часов к городской управе. Только вежливо, телегу или тарантас у Суслова возьми, раз дедушка старый. — погрозил я пальцем полицейскому, третьему, из немногочисленной группы моих сторонников: — И помягче с человеком, помягче.
Не знаю, насколько был мягок с «местным пенсионером» городовой Пропотопов, но мне, при встрече, мастер –резчик совсем не понравился. Был он безмерно сварлив, брюзглив и ворчлив, берега не видел и даже попытался орать на меня. Остановил я себя в последний момент, с трудом удержав кулак от соприкосновения с носом несносного деда, но, поняв, что эра демократии так и не наступила, и из меня феодал еще тот, дед Литвин (а именно так он потребовал его называть) стал со мной весьма любезен и предупредителен, являя собой образец вежества. Не знаю, как он общался с моими городовыми, не мое это дело, а и мужики — уже взрослые мальчики, но с дедом проблем у меня больше не возникало. Осмотрев дубовые бревна, что для каких-то коммерческих целей, хранил на территории городской управы бывший управляющий, а также уголок сада в резиденции мэра, что я определил для будущего капища, дед ударил со мной по рукам, пообещав, что два лика — Перуна и Макоши будут готовы для установки уже завтра, к вечеру, как говорится, «под ключ», дед стребовал с меня пятерых помощников, двух лошадей и указал плату в пятьдесят рублей, лично ему, «наличкой».
Пятеро помощников из числа жителей города, оставшихся в своих домах, были у меня зафрактованы на завтра для других задач, но я их, с легким сердцем, пообещал деду. Мне казалось, что восстановить в городе центр силы, покровительствующих мне лично, богов, сейчас является самым важным.
Следующий день моей жизни можно было назвать днем коммунального хозяйства. С тремя помощниками, под охраной одного из полицейских, я занимался системами жизнеобеспечения городского хозяйства, а вечером, получил сообщение от деда Литвина, что идолы готовы. Приведя себя в порядок, я направился к зданию городской управы и остолбенел.
Не знаю, насколько сегодня тряслись руки старого резчика, но мне за его работу отдать даже сто рублей было не жалко. В закатное небо вздымались два идола, с вполне узнаваемыми ликами, а самое главное, у подножья идолов, как раз посреди, лежала, уйдя в землю голубоватая плита, похожая на гранитную.
— Откуда? — изумленно спросил я у резчика, показывая на камень.
— У управителя в сарае нашел. — пожал тот плечами: — там еще две штуки таких же лежат… Ну что, хозяин, когда рассчитываться будем?
— Дед, ну ты совесть имей… — укоризненно помотал я головой: — Тут такой момент торжественный, а ты про деньги. Завтра, поутру приходи на двор к Суслову, там я квартирую, вот, сразу и рассчитаюсь, а сейчас давай помолчим.
Молчал дед, молчал я и моя, немногочисленная гвардия. Молчало, сбежавшееся в сад, все население города, прослышавшее о возрождении капища. И вот уже молчание становилось неловким, и я открыл рот, чтобы перенести открытие объекта религиозного поклонения на более позднее время, так как не знал, что еще сказать, когда с неба раздалось громкое карканье.
Я, неверяще вскинул глаза и сразу же нашел, в закатном небе черный силуэт, с распластанными крыльями.