— Ты что, в ловушке, маленький ужас? — насмешливо прорычал он, и на меня пахнуло зловонием. — Какой же ты слабый. Ты бы хотел, чтобы я освободил тебя?
Гнев Сссеракиса вспыхнул с новой силой. Он вырывался из-под моего контроля, как волк, бросающийся на прутья клетки. Я вздрогнула, внезапно вспомнив другой раз, когда Сссеракис схватил мое сердце, угрожая разорвать его в груди.
Я бы никогда так с тобой не поступил. Не сейчас.
— Но ты мог бы.
Бракунус отпрянул и встал на задние лапы, возвышаясь надо мной. Я проигнорировала этого дурака и его позу.
Выпусти меня. Бракунус — трус. Он реагирует только на силу. Я должен показать ему, кто здесь главный.
Я пошатнулась, когда Сссеракис наполовину проломил стену, которую я построила вокруг него. Моя тень билась подо мной, как град, падающий в тихие воды озера. Моя левая рука, теневая, дергалась.
— Я не позволю тебе взять контроль, Сссеракис. Это мое тело.
Мы были разлучены слишком долго. Сссеракис всегда брал себе хозяев, я это знала, но в Севоари он брал только тех, кого считал своими миньонами. Расходный материал, безмозглые твари, которых он мог убить или прогнать по своей прихоти. Он контролировал их: разум, тело и душу. Я не могла позволить этому случиться со мной.
Ты не можешь держать меня взаперти, Эскара. Я не буду прятаться внутри тебя, пока мой мир пожирают.
— Это мое тело, Сссеракис.
Бракунусу, похоже, не понравилось, что его игнорируют. Гуль рухнул на четвереньки, землю сотряслась от удара. Затем он сделал глубокий вдох и издал оглушительный рев, от которого мой теневой плащ захлопал и чуть не сбил меня с ног. А еще от гуля воняло, как от гниющих сточных вод.
— ХВАТИТ! — закричала я Бракунусу.
— Я разберусь с тобой через мгновение, Трус, — прорычал Сссеракис моим голосом.
Моя тень колыхнулась, потянулась от меня, словно пытаясь отделиться. Мир потемнел, свет померк, когда Сссеракис надавил через меня. Бракунус отскочил назад, в панике оглядываясь по сторонам, его голова дергалась из стороны в сторону. Я чувствовала страх, исходящий от древнего гуля, и он был сладок, как мед. Меня наполнили новые силы. Нет, не меня. Сссеракиса.
Мы не можем показывать раздор перед этим существом. Выпусти меня!
— Уходи! — крикнула я Бракунусу, указывая на разлом своей теневой лапой. — Принеси мне харкскую гончую. Я голодна.
Бракунус отступил еще на шаг, все еще напуганный надвигающейся тьмой. Затем гуль повернулся и убежал через разлом обратно в Севоари. Это было к лучшему. Нам нужно было разобраться в наших отношениях, прежде чем он вернется.
— Мама? — Это была Сирилет.
Я не повернулась, чтобы посмотреть на нее, но махнула рукой за спину:
— Не подходи.
Сссеракис отозвал влитую в меня силу, и я споткнулась, едва не упав. Все мои боли разом вспыхнули. Сказалась усталость от боя, который я провела менее суток назад, защищая Сирилет от Кенто, а затем от Создателя. Защищая всех выживших от удара Лурсы и вызванного им шторма, который даже сейчас бушевал вокруг нас. Это было слишком. Я чертовски устала. Я не спала… несколько дней. Не ела. Мне так хотелось пить, что казалось, рот был набит песком. Мне нужно было отдохнуть, а не бороться со своим ужасом. Нельзя победить самого себя. Неважно, кто одержит победу, ты все равно проиграешь. Я упала на колени в грязь, и шок от боли заставил меня вскрикнуть.
— Мы не можем этого делать, Сссеракис, — прохрипела я, уставшая, чертовски измученная. — У нас не может быть разногласий.
Тогда ты не сможешь отгораживаться от меня. Я больше не буду заперт внутри, Эскара.
— И ты не сможешь контролировать меня. Это мое тело, Сссеракис.
Некоторое время мы сидели молча, размышляя о наших разногласиях. Признаюсь, я представляла себе наше воссоединение. Прошло двадцать лет с тех пор, как мы расстались с Сссеракисом, но я часто представляла, как нахожу свой ужас. Радость от того, что мы снова собрались вместе, от того, что мы нашли утешение в постоянном общении. Я думаю, это было ненадолго. Но в моих мечтах мы всегда легко полагались друг на друга, как когда-то. Как два друга, которые долго не виделись, но которым легко и комфортно, независимо от времени и расстояния, проведенного врозь. Это дерьмо аббана. Люди растут, они меняются. И у тех, кому мы когда-то подходили, у тех, кто когда-то так легко вписывался в наши миры, внезапно появляются острые углы, которые перечеркивают все шансы на комфорт и ранят обе стороны. Древние ужасы из другого мира, очевидно, тоже меняются. Мы больше не подходили друг другу. Сплошные локти и колени, неловкость, слишком жарко, слишком холодно.