Мои мысли привели меня к Сирилет и Кенто. Я пошатнулась, чуть не упала, изо всех сил пытаясь вдохнуть сквозь сдавленное горло. И тогда я закричала. Слов не было. Никакие слова не могли передать того, что я чувствовала. Я закричала от боли, горя и тоски, потому что, черт возьми, иногда ты не можешь справиться с душевным смятением, и единственное, что ты можешь сделать, это закричать. Мои дети были мертвы. Они были мертвы. И я буду жить вечно, зная, что они умерли из-за меня. Крика было недостаточно, но это было все, что у меня было.
Сссеракис молчал, сосредоточившись на своей собственной борьбе, но мой ужас передавал то, что он чувствовал по отношению ко мне. Мы оба горевали о моих детях.
Я вернулась к центральному крылу, вернее, к тому, что от него осталось, где Лесрей и ее солдаты дали свой последний бой. Я проковыляла мимо гигантского, свернувшегося клубком трупа. Лодос, его бронированные пластины искорежены, почернели, дымятся. Его плоть сгорела. Крошечная безголовая сороконожка пробежала мимо меня, извиваясь по земле в поисках спасения. Я дала маленькому лорду Севоари уйти.
Больше не лорд. Теперь он слаб и жалок. Он склонится.
Лесрей выжила. Конечно, она, блядь, выжила. Я нашла ее сидящей около трупа Лодоса, на небольшом камне. Она была обнажена, если не считать тяжелого плаща, накинутого на плечи. Ее кожа была перепачкана пеплом, а маска давно исчезла. Правая сторона ее лица была изуродована шрамами от ожогов, в глазу бушевало пламя. Она держалась за бок, куда ее ударил Лодос, оставив серьезную рану, но кровь не сочилась сквозь пальцы. Я увидела яростное оранжевое свечение огня под ее рукой.
Она подняла на меня глаза, поморщилась от боли, посмотрела на мою культю и ногу. «Все кончено?» Оплавленная половина ее лица едва заметно дернулась, когда она заговорила.
Я кивнула. Какая-то часть меня шептала, что сейчас самое время отомстить, что она никогда не будет более уязвимой. Я проигнорировала шепот. Я была слишком измучена, чтобы беспокоиться, и больше не была уверена, что Лесрей действительно достойна моей мести. По правде говоря, я не думаю, что она когда-либо была достойна. Насколько моя ненависть к ней была заслуженной? Я сделала Лесрей злодейкой своего детства и приписала ей столько боли, но, думаю, бо́льшая часть этой ненависти должна была быть направлена на наставников и Железный легион. И на Джозефа.
Лесрей закашлялась, и пламя заплясало у нее в горле, облизывая губы. «Мы победили?» — спросила она сдавленным голосом.
Я сгорбилась, тяжело опираясь на свой костыль:
— До известной степени.
— Что это значит?
Я могла бы солгать, скрыть правду о том, кем я стала. Но, честно говоря, я чертовски устала лгать. Устала скрывать, кем я была. Устала от всего. Поэтому я нашла свой собственный камень, села и рассказала ей правду. Норвет Меруун нельзя было убить, поэтому мы изолировали ее, и я ее проглотила. Теперь я стала тюрьмой для Бьющегося сердца Севоари и буду ей вечно.
Блядь! Пока я рассказывала произошедшее кому-то другому, оно казалось чертовски монументальной задачей. Все время простерлось передо мной, как одно мгновение, и я знала, что буду страдать каждый проклятый миг.
Пока я объясняла, нас нашел биомант. Пахт осмотрел раны Лесрей и пришел в отчаяние. Он понятия не имел, как залечивать раны, из которых вместо крови хлестал огонь. Лесрей со вздохом отмахнулась от него. Затем он посмотрел на мою ногу и глухо зарычал, что, по-видимому, по-пахтски означало Все кончено. Пахт попытался это исправить, но в тот момент, когда он влил в меня свою биомантию, что-то пошло не так. Он закричал от боли и упал, его рука превратилась в мумифицированную лапу. Да, биомантия на меня больше не действует. Слишком много некромантии в моей крови. Во мне слишком много смерти.
Мы измеряли число выживших сотнями, а не тысячами. После всего, что произошло, нас осталось так мало. После всего, что я сделала. Все были ранены, одни тяжелее других. Я видела, как умирали мужчины и женщины, корчась на каменистой земле в агонии от полученных ран. Я видела, как поднимались их призраки, смущенные и встревоженные. Я развязывала их прежде, чем они успевали привыкнуть к своему новому полу-существованию, поглощала их энергию и кормила свой ужас. Было приятно видеть тревогу на лицах выживших, когда я протягивала руку и призрак становился видимым и осязаемым в моей руке.
Сколько времени мы потратили на то, чтобы вытащить выживших из-под завалов? Несколько часов, по меньшей мере. Я помогала, чем могла, используя геомантию, чтобы сдвинуть землю и камни, но мертвых мы находили гораздо чаще, чем живых.