Бывший. Путь обратно
Марта Макова
Пролог
— Вась, это правда, что у него есть невеста?
Сжав кулаки, с трудом сдерживала бьющую меня дрожь. Неделю я носила в себе эту боль. Даже мать заметила, что я сама не своя, осунулась, потемнела лицом, отвечала невпопад на самые простые вопросы, только списывала это на обычное волнение перед отъездом из дома. А меня ломала, разрывала боль.
— У кого? — сосед скорчил было непонимающую мину, но не смог удержаться и глумливо ухмыльнулся.
— У Саши. — ногти до крови впились в ладони. Хотелось заорать на придурка, насмехающегося надо мной. но я должна услышать ответ. Васька — единственная связывающая нас с Сашей ниточка. Сейчас я сяду в машину родителей, уеду отсюда, и эта ниточка оборвётся.
— Откуда мне знать? — Васька почесал давно немытую голову и громко рыгнул.
Я брезгливо поморщилась. опять пил. Как из армии вернулся в конце мая, так всё лето и бухал.
— Он же твой друг, вы служили вместе, ты его братом называл! Саша целый месяц у тебя прожил. Весь отпуск.
— И чё? У меня таких братьев полроты по всей стране разбросано.
— Васька! — я оглянулась вокруг, приглядывая чем бы огреть этого клоуна. — Ты меня знаешь. У меня рука тяжёлая, а у братьев моих ещё тяжелее. Пожалуюсь — головы тебе твоей дубовой не сносить.
— Да откуда мне знать, Кать! — мигом присмирел сосед. Крутой нрав мужчин нашей семьи знала вся станица. А о "подвигах" моих старших братьев до сих пор ходят легенды. это сейчас они женились-остепенились, а раньше…
— В самоволки он бегал, а уж к невесте или просто по бабам, мне не докладывал. — снизошёл до ответа Васька.
— И часто бегал? — мой голос дрогнул.
— Да чуть ли не каждый день. — уловив смену моего настроения, белобрысый гад расслабился и улыбнулся. Пошленько так, гадко.
— Что, распаковал тебя мой дружок, Кать? Ломалась, ломалась, нос воротила от нас станичных, а пришлому дала? Попортил Санёк нашу принцессу Синявскую?
— Придурок ты, Вась. — развернулась резко, так, что коса хлестнула по плечам, отшвырнула рукой замусоленную занавеску на двери. — Как был дураком, так и остался. Даже армия тебя не исправила.
— Я тебя и такой в жёны возьму, Кать! — прилетело в спину. — Я не брезгливый!
— Пятки сначала отмой. — прошипела себе под нос, глотая слёзы.
От души хлопнула соседской дверью. Как ошпаренная пронеслась через двор и выскочила за калитку. От мерзких Васькиных слов хотелось отмыться, но у машины, гружённой моими вещами, уже стояли родители. Перебегая улицу, незаметно вытерла слёзы.
— Ты чего там делала? — отец недовольно свёл мохнатые брови, глядя на дом напротив.
— С тётей Зиной и Васькой попрощалась.
Батя только хмыкнул и сел за руль.
— Поехали, а то до вечера не доберёмся. Все пробки соберём.
— Садись, доча. — мама ласково погладила меня по плечу. — Дорога неблизкая, я тебе подушку на сиденье бросила. Вздремнёшь, а то ночью не спала, плакала. Я слышала. Ничего, ничего, привыкнешь. Вот начнётся учёба и некогда будет скучать по нам. Подружки появятся, новые знакомые.
— Ты смотри там, Катя, с парнями! — сурово зыркнул на меня отец.
— Да ты чего, Семён! — возмущённо махнула на него мама. — Дочь у нас разумная, серьёзная. Не допустит, поди.
Я рухнула на заднее сидение и уткнулась лицом в подушку. Никаких прощальных взглядов на родной дом, на знакомую улицу, куст сирени у ворот. Ничего этого я видеть не могла. Под закрытыми веками стояла совсем другая картинка.
— Больно? — он сцеловывает мои слезы, брызнувшие от резко пронзившей боли. — Не плачь, Кать, больше не будет.
Внутри щиплет и жжёт. Я инстинктивно упираюсь пятками, пытаясь отползти, выбраться из-под придавившего меня сильного тела, освободиться от жгучего ощущения чего-то чужеродного, распирающего меня изнутри. Но Саша удерживает, обхватив мою голову руками, собирает губами солёную влагу с ресниц.
— Не плачь, малышка, ты же казачка. — Он не двигается и только горячо шепчет в губы. — Девочка моя, красивая, смелая. всё хорошо, всё уже случилось. Я больше не сделаю больно.
Я беспомощно всхлипываю, не понимая, куда исчезло безрассудное и плавящее каждую косточку желание. Мне же было так хорошо, я ни капли не сомневалась, что хочу этого. Боль отрезвила.
— Катенька, Котёнок мой. Сладкая. Ягодная моя. — он шепчет, шепчет и потихоньку, медленно, не торопясь, раскачивает себя, меня, нас. — Любимая. Девочка моя.
Горячие губы легко касаются кожи. Шея, грудь, плечи горят от сладких, жадных поцелуев. Соски, чувствительные до боли, каждое прикосновение к ним отдаётся тягучим спазмом внизу живота.