Раньше всего рушится вознесенная в сферы высокой политики иератическая идеология. Официозным памятникам политического зодчества и канонической пропаганде начинает противостоять неистребимое массовое недовольство через неофициальную контрпропаганду альтернативных источников и средств информации. Вскоре легендарные предания, былое и думы тоталитарных властей и тому подобное политическое мифотворчество утрачивают не только первую агитационную свежесть, но в частном и общем разумении превращаются в полностью несъедобный идеологический продукт.
Если много раз произносить слово "халва" непременно станет слаще во рту у скудоумного обывателя, безоглядно доверяющего властям предержащим, облыжно провозглашающим неразрывную исходную связь с каким-нибудь народом, родом-племенем или свое происхождение от какого-то бога, кумира, тотема. Жаль, пропагандой и агитацией долго сыт не будешь, а от частого монотонного употребления агитационно доходчивые, будь то правильные или неправильные глаголы, утрачивают вербальный и предметный смысл. Таково неотъемлемое свойство политики как явления, где смысловой и прагматической эрозии постоянно подвергаются любые идеологические догмы и благая устремленность в светло-розовую будущность. Даже в среде собственных ортодоксальных сторонников политический догматизм подвержен кардинальным изменениям. Уже второе, не говоря о третьем поколении догматиков, норовит по-своему и по-новому всесторонне истолковать, доставшуюся им по наследству историческую идеологию.
Даг Хампер был всецело на стороне Тео Сальсы, когда тот выдвинул постулат об относительности исторических знаний; из чего для них обоих следовало: политическая история внешне формально выражается в тенденциях, трендах, но абсолютно не имеет внутреннего содержания в виде объективных законов. (Нерациональные спорадические циклы принуждения и освобождения, разумеется, не в счет.) Тогда как любой политической режим, высокомерно претендовавший на некое рациональное знание и следование законам истории, никогда не мог существовать достаточно долго в локальных и глобальных границах, чтобы в течение хотя бы трех человеческих поколений обеспечить преемственность верховной власти.
История — не загнанная кляча, а очень даже норовистая лошадь, приводил сравнение Тео Сальса, на вкус Дага Хампера заезженно зоологическое. Не всем планетарным правителям дано ее объезжать по кривой дорожке. Своенравна наша лошадка, она каверзным образом ждет не дождется и улучит таки момент, когда станет возможным скинуть в дренажную канаву или любезно отвезти прямо на свалку истории горделиво гарцующего наездника, якобы взнуздавшего ее какой-либо исторической необходимостью. Притом достаточно скоропостижно, писал Тео Сальса в монографии "Принуждение и освобождение", история безжалостно расправляется и прощается с приверженцами антинаучных гипотез о классовой борьбе, сословном антагонизме и национальной исключительности.
Пусть с догалактических времен бытующие в человеческих сообществах идеологемы сталинского коммунизма и гитлеровского национал-социализма исключительно живучи словно раковые клетки, но на то она и с древности неизлечимая болезнь тоталитаризма, чтобы летально заканчиваться вместе с пораженным ею государственным организмом. Правда, чаще всего процесс умерщвления гуманистического государства, где все во имя и на благо им созданного или придуманного нового человека, весьма мучителен для тех, кто когда-то с большого невежества опрометчиво поверил, как если бы социальные группы могли быть движимы политическими стадными инстинктам, каковые, дескать надо ни много ни мало, но объективно вычислить и рассчитать. Отсюда также происходят, с позволения сказать, иллюзорные неологизмы: клиология, психоистория и другие уже не столь безобидные утопические измышления, ставшие далеко не гуманной политической практикой.
Практически, современные коммунизм, фашизм и тому подобные гуманистические утопии, как бы они от оного не открещивались, ведут научную родословную из упрощенно дедуктивных социал-дарвинистских воззрений, механистично сводящих политическую жизнедеятельность человека к его биологической сущности. Из чего диверсифицированные по всему спектру партидизма приверженцы идеи сепаратно социализированного благоденствия делают незамысловатый, технически логичный (как им кажется) вывод о единственно возможном употреблении власти исключительно ими самими, дабы счастливо доктринально направлять и политически управлять неразумными человеческими стадами.