– Ух, ты… – обрадовался военный человек. – Совсем другое дело!
– Подстрахуешь меня. И прикроешь спину.
– Есть! – серьезно вытолкнул Зенков. – Только молча, да?
Я кивнул. Всю дорогу до Орехово-Зуево мое паранормальное нутро сосредотачивалось. А в городе я и вовсе затаился, ничем себя не выдавая, чтобы не спугнуть тантрического ламу.
«Я т-те еще устрою, ваше высокопреподобие!»
Перейдя улицу, мы воспользовались дырой в заборе – фабрика никем не охранялась. Можно спорить на что угодно – местные «частники», хозяйственные и домовитые, вынесли с выморочного производства всё, что могли – двери, рамы, стекла, нехитрую конторскую мебель… Не пропадать же добру! А на халяву и дерьма отведаешь…
– Он здесь, – негромко оповестил я Жеку, ощущая темную энергию Римпоче.
Зенков деловито передернул затвор.
В мрачном, гулком цеху холод соседствовал с сыростью, отчего по стенам расползалась чернота. На удивление широкая лестница вывела нас прямо к фабричной конторе. Разумеется, полы в коридоре были содраны, одни лишь лаги догнивали со ржавыми останцами гвоздей.
Осторожно ступая по шлаковой засыпке, я приблизился к двери, из-под которой струилось слабое тепло.
– Кивну, – шепнул я, – стреляй в замок.
– Есть.
Я собрался, раздувая в себе ожесточение, поднимая градус эмоций. Кивая, направил ладони на вход – и подавляющий сознание выброс неслышно канул в облупленную филенку. Грохнул выстрел, вынося замок, и я, плечом толкая дверь, шагнул в загаженный кабинет.
Тсеван Римпоче, усохший и смуглый, густо заросший курчавым волосом, похожим на черный каракуль, валялся на дырявой кошме, так и не расплетя тощие ноги, скрещенные в падмасане. Невежливо пнув ламу, я вернул его в суровый реал.
Черные глаза, болезненно щурясь и помаргивая, уставились на меня – и чужая Сила навалилась, подминая. Я стегнул Римпоче хлестким посылом, прижигая нервные узлы, и лама тоненько завизжал, корчась от боли.
– Где Аидже? – мой голос стыл в минусе.
– Не знаю… Клянусь! Этот дикарь даже от нас таится…
– Ладно… Где Агпэоа?
Римпоче глядел на меня, вытаращив глаза, потрясенный и раздавленный. Ну да… Только что парил небожителем, воображая себя чуть ли не бодхисаттвой, и – здрасте! Повержен во прах…
«А, и правда, пыли сколько…»
– Ну? – мой ботинок легонько прижал немытую шею Тсевана.
– Я… буду жить? – просипел лама.
– Будешь, – нехорошо улыбнулся я, не уточняя, долго ли продлится обещанное житие.
– Этот азиат… – выговорил Римпоче, задыхаясь. – Он на даче живет, у профессора какого-то… В Малаховке…
– Спасибо, – вежливо поблагодарил я – и остановил сердце ламы. Тибетец сильно вздрогнул, сникая. Сдулся будто, выпуская воздух из легких.
– Дай-ка, – потянулся я за пистолетом. – Нужно сделать контрольный выстрел – в голову. Иначе Тсеван предупредит подельников – мозг переживет хозяина на верных полчаса.
– Не переживет, – отвел мою руку Зенков.
«Стечкин» рявкнул оглушительно и звонко. Пуля вошла в лоб цвета седельной кожи, и взболтала высокоорганизованный мозг.
Тот же день, чуть раньше
ФРГ, Цвизель
Рита не могла усидеть на месте. Она обошла всю комнату в цоколе, основательно забитую разным хламом, но, увы, выход находился там же, где и вход.
К ощущению нависшей угрозы примешивалась тревога за Мишу. Ведь вчера он так и не вышел на «мыслесвязь», не пожелал ей интимного «Споки ноки!» А если с ним что-то случилось? А вдруг его…
Не думать, не думать!
Лязг засова ударил по нервам. Девушка резко обернулась, наблюдая, как по добротным каменным ступеням спускается Иржи, переодевшийся в спортивку «Адидас». В одной руке чех держал пистолет, в другой – картонную коробку.
– Бутерброды, – буркнул он, швыряя упаковку.
Настя поймала ее, а «полиментал», криво усмехнувшись, шагнул к лестнице. Внезапно Корда-Римпоче глухо охнул, покачнулся и упал, с размаху треснувшись головой об угол ступеньки. Мертвое тело скатилось на пол, и вытаращенный «рыбий» глаз Иржи уставился на подтекающую кровь, словно ужасаясь.
Настя побледнела впросинь, зажимая рот ладонью, Рита с Лидией Васильевной остолбенели, а вот Петр Семенович махом вскочил, и подхватил оброненный «Вальтер».
– Держи! – передав оружие Рите, он небрежно перевернул труп, и быстро обыскал его. – Наши паспорта! Ага…
Выцепив из куртки Иржи приличную сумму в марках, Мишин папа сунул деньги себе в карман, и вернул пистолет.
– Уходим! Настя, держи бутерброды!
– Д-держу…
Коридор был пуст и тих, лишь где-то за дверью раскатывался богатырский храп. Петр Семенович, держа «Вальтер» в опущенной руке, обернулся к Рите.
– Водить можешь?
– Да! – выдохнула девушка. – Лучше взять «Вольво».
– Соображаешь!
– Прикройте…
Рита вышла на террасу и спустилась во двор. Хотелось пригнуться – и бегом, но нельзя. Вздрагивая от напряжения, она обогнула микроавтобус, и села в легковушку. Ключ торчал в замке зажигания, как в боевике с непременным хэппи-эндом.
«А иначе нечестно!»
Мотор завелся с пол-оборота, но прогревать механизм девушка не стала. О людях надо думать, а не о машине.
Недовольно ворча, «Волво» объехал «Мерседес» – и Рита едва не просигналила, созывая Гариных. Те подбежали гуськом, и нырнули в салон.
– Трогай!
Петр Семенович, держа пистолет на коленях, напруживал плечи, но никто из «охотников» даже в окошко не выглянул. Машина неторопливо выехала за распахнутые ворота, и покатила по улице.
– В горы? – пискнула Настя, тиская коробку с бутербродами.
– Нет, – тряхнула головой водительница, крепко сжимая баранку, – границу нам не перейти.
– Корда, надо полагать… воспользовался «окном» контрабандистов… – со свекра спадал напряг, и говорил он отрывисто, – подмазал погранцов…
– Отъедем подальше! – громко, чтобы скрыть дрожь в голосе, сказала Лидия Васильевна.
– И позвоним в посольство, – заключила Рита, плавно выжимая педаль.
Глава 18
Суббота, 28 января. Вечер
ФРГ, Деггендорф
Германия тоже не сочеталась с понятием простора, хоть и раскинулась куда шире чехословацких земель. Несколько часов пути – и Дунай рядом!
Гарины следовали первейшему завету нелегалов – быть как все, не выделяться! А коли так, то изволь соблюсти здешние правила. Например, чтобы стрелка спидометра дрожала у отметки «100». На автобане и вовсе выдерживай сто тридцать кэмэ в час! Тут так: стал на шоссе? Гони! И Рита гнала, упиваясь скоростью. Машина отбирала всё ее внимание без остатка, освобождая голову от страхов и тревог. Разве не благо?
В пределы вечернего Деггендорфа «Волво» закатилась при свете фар и фонарей. Городишко не поражал – райцентр по советским меркам, но ухоженный.
Внимательно приглядываясь к дорожным знакам – не нарушить бы чего! – Рита затормозила на обочине, где уже почивал маленький «жук» да старенький пикап с трейлером-автодомом.
– Петр Семенович, – серьезно заговорила девушка, – нам надо где-то остановиться. Купить, чего одеть. Поесть по-человечески. Ночевать в машине – не вариант. Здесь так не принято. Первый же полицейский сильно удивится семейке лыжников!
– Да думал я уже об этом, – закряхтел Мишин папа. – Денег-то нам хватит, а вот бумаг… Не предъявлять же наши «серпасто-молоткастые»!
– Это да… – Рита пошарила в бардачке. – Где-то я тут видела… А, вот, – она вытащила потрепанный блокнот и новенькую ручку «БИК». – Сейчас…
Быстро накарябав: «1 доллар», девушка вырвала листок, и протянула Лидии Васильевне.
– Смотрите, у меня доллар есть!
Ритино сердце колотилось и замирало, но Мишина мама с любопытством рассматривала «купюру».
– Ух, ты… – затянула Настя. – Дай глянуть!