Он говорил на немецком языке без какого-либо иностранного акцента, так что Николь не была уверена в том, что это его реальное имя. Скорее, он выбрал этот псевдоним на случай проведения операции (Май Линдер сказала ей, что он сам хотел убрать Флаке Крёгера и занять тот же пост в холдинге).
Май пришла на следующий день, позвонив утром в ее квартиру, сразу же после того, как Николь с Марго снова обмыли больного Михаэля. Подоспев к двери и посмотрев через глазок, Грать наблюдала прямо картину маслом: на пороге стоит Май Линдер, рукой зажимает промежность, и кажется, она мочится прямо на ее порог, причем в одежде.
Николь сама не знает, почему, но кажется, ее мочегонный препарат, тайно поданный Линдер в чае начал действовать только через день. Странно, она сама читала в Интернете, что период выведения практически любой химии из организма не превышает суток. Видимо, препарат сбил какие-то существующие в ее организме ритмы мочеиспускания, передвинув их.
Она открыла ей дверь. Май слегка пританцовывала, двумя руками зажимая ноги.
- Можно воспользоваться твоим туалетом? - спросила она.
- Перед дорогой сходить не судьба? - передразнила Николь с характерной интонацией.
- Да я что-то прямо сейчас захотела. Эта инфекция какая-то походу, может цистит.
- Ладно, иди.
Что ж, если Николь хотела унизить Май, она это получила. Как будто плевки в ее мужа-инвалида в обмен на какую-то информацию сильно лучше ее наказания. Николь не просто хотела ее унизить, она считала, что та обязана быть униженной за отрицательное отношение к человеку, даже если он уже инвалид. Линдер все никак не могла смириться с тем, что потеряла сверхприбыли от его книги про собственную жену.
Когда те добродушные санитары занесли Михаэля и положили его на диван, Николь чувствовала небольшой запах мочи. Ей вспомнилась старая история из ее прошлого, и нет, даже не обстрел покрышек в городе с Але́ном, когда того и убили. Она вспомнила, что когда возвращалась от Си́мона, еще до того, как ее начнут искать, и в итоге опять будут ругать соседа, прошла мимо той веселящейся компании молодых людей, куривших одну или две сигареты.
Такой же, или эквивалентный, «небольшой» запах мочи исходил от них. Кажется, они это сделали где-то на лестнице. Возможно, именно поэтому она не захотела к ним присоединиться, даже несмотря на то, что в принципе курила. Николь за это время поняла: не все, что пахнет одинаково, действительно ужасно. Этим молодым людям не хватает хорошего воспитания, чтобы они не засирали подъезды, и их не следует сравнивать с инвалидами.
Этот же небольшой запах сейчас шел от Май Линдер, даже после того, как она вышла из туалета. Но она была в черных спортивных штанах, и каких-либо пятен было незаметно.
- Май, - сказала Николь.
- Что?
- Ну, ты это уже сделала, понимаешь. Я не знаю, зачем тебе сейчас снова плевать в лицо Михаэля?
- Да потому, что в него надо плевать, пока он не умрет. Он это заслужил!
- Это наша квартира, и для тебя действуют мои правила. Если ты это сделала туда, это эквивалентно тому, как если бы ты плюнула в его лицо двадцать раз. Какая разница, вода сверху льется или снизу: это все равно вода. И ты должна сообщить мне двадцать фактов о любых лицах, которые меня интересуют.
- Да меня просто тошнит от твоих двусмысленных намеков, - громко истерила Май. - Если ты хочешь сказать, что я обоссалась, то и скажи.
- А во Франции не все это говорят. Это слишком грубо. А вот «дела делают» все. Я не уверена, есть ли подходящее слово в немецком языке, - Николь чуть не засмеялась. Она приложила ладонь правой руки к губам, чтобы подавить смешок. Ей казалось, что если Май это поймет, она кинется в драку. - Но если тебе так проще, то скажу. Обоссалась ты, Май, да и только.
- Чертова инфекция, - выругалась она. - Ладно, задавай вопросы. Я скажу все, что знаю. И плевать в его лицо сегодня не буду.
- Если ты не ответишь на все двадцать вопросов, то они в силе завтра, и все остальные дни. Маркус Родригез - это псевдоним?
- Да.
- Он житель Германии? Национальность та же?
- Да, он родился в Берлине, знает английский, поэтому понятно, почему он связывается со мной.
- Каким образом я его узнаю?
- Он маленький, невысокий, но стройный. По крайней мере, нет впечатления, что он плохо питается, - она подумала о Симоне Макроби́, профиль примерно тот же, но не такой худой. - Обрати внимание, у него есть особая примета: он посидел в 39 лет. Сейчас ему 45, и ты этого старичка узнаешь запросто: у него полностью отсутствуют морщины на лице. Может быть небольшая небритость, такая же, седая.