- Деньги ты получишь скоро, - сказал Пауль.
- Почему «скоро», а не сейчас? - интересно было Николь.
- Пока ты должна выбрать клинику, врача. И еще, я сам пойду с тобой, познакомлюсь с твоим ремонтником. Я хочу знать, за что плачу. Мы сыграем в пару.
- А зачем вообще эти идиотские игры?
- Ну, Флаке Крёгер не твой парень, верно? А Михаэль умер.
- Мне кажется, эти игры вообще для детей даунов.
- Ах, вот какая ты. Дерзкая, нахальная, наглая. А что, мне нравится. Я люблю женщин с характером.
- То есть все-таки секс? Мне надо с тобой спать?
Николь знала, что говорит как будто не она. Ей просто нужно было поддерживать образ ужасной стервы, того, чего популярно в голове самого Пауля.
- Секс я предпочту заработать. Что я должен сделать для того, чтобы ты меня захотела? - Надо же, Поль был седым с треугольной бородой, а разговаривал едва ли не лучше озабоченного студента.
- Легко. Заплати мне за хирурга, а потом можешь делать это, сколько захочешь.
- Ты уже выбрала клинику и врача?
- Да, но он очень дорогой, - Николь говорила очень игриво, - как бы тебе не оказался не по карману.
Ладно придурок, теперь серьезно. Операция займет может быть день, может быть пару-тройку дней, а может еще неделю. Плюс реабилитация около месяца. За это время не трогай Флаке Крёгера. Его убрать надо деликатно, это не под силу ни тебе, ни Май Линдер.
- Не будем. Дождемся реабилитации девочки-стервочки. Кстати, а когда ты указала на меня, что сказал Флаке?
- Просто назвал твое настоящее имя. Я не буду ложится в постель с мужчиной, который мне известен исключительно под псевдонимом. Это несерьезно.
После этого разговора, она вернулась домой.
Через некоторое время Николь уже разговаривает со своим пластическим хирургом. Им оказывается примерно сорокалетний немецкий мужчина Геро Стеффен. Она пытается все максимально хорошо объяснить, и начинает со своего первого мужа. Геро слушает ее, не сводя глаз, не перебивая и не задавая вопросов.
Николь не уверена, что эта история и этому мужчине «зайдет вовнутрь», ведь обычно такие истории важны только для конкретных людей. Но, в отличие от китайца, и его друга с какой-то странной перчаткой, он является тем, кто хотя бы может разрешить эту проблему. Проходит минут тридцать. Ответ Геро удивил даже ее.
- Все это, конечно, очень трогательно и печально, - говорит Геро, сидя в своей белой врачебной форме, видимо для солидности, потому что он не был на операции. - Но из всего того, что вы рассказали я не услышал ничего о том, какую работу мне нужно сделать.
- Вот где-то здесь - в районе век. После разбитого им бокала я ощущаю движение каких-то осколков. Если можно, я бы хотела, Геро, чтобы вы их убрали.
- Скажите, вы получали медицинскую помощь в течение недели после этого события?
- Я жила в Париже, а не в Германии. Нет, что вы, он бы меня убил, если бы я обратилась к врачам. Были бы доказательства того, что он сделал. А что если бы он назвал меня дурой и лишил документов?
- Знаете что, Николь. У вас кроме полупрозрачных синяков на лице ничего не осталось с тех пор.
- Да, я скрывала все это тональным кремом, но совсем не проходило. Даже мой второй муж спрашивал. Он недавно умер. Я и познакомится нормально не могу. Обязательно всплывет этот вопрос.
- У вас почти нетронутая кожа лица, как будто детская. Если бы вы получили серьезную травму от бокала, вы бы потеряли сознание, очнулись в реанимации и неделю, может месяц, ходили бы с гипсом на лице, но ничего этого не было.
- Да, он разбил на моем лице один бокал, не стопку от винного ларька. Да, удар был не сильно большим, но большим и сочилась кровь. А то, что он бил меня в спину, зубы, грудь - это не так важно? Главное, что на лице почти ничего нет.
- Обратитесь к врачам соответствующих специальностей. Зачем вам лицевой хирург?
- У меня есть чувство, что где-то на лице до сих пор сидят мелкие осколки, и их желательно было бы снять. Я слышала какую-то историю, когда бывший генерал Второй мировой войны переехал в США. В него кто-то выстрелил еще в Германии, и пуля буквально сантиметр не дошла до его груди. Когда ему было уже восемьдесят, он пользовался благосклонным отношением к старикам, а его военные преступления прошлого начали забывать, неожиданно, на него напали какие-то воры и выстрелили. Его пытались обокрасть вооруженные налетчики. Он упал на грудь, но умер не от от пули налетчиков, а от пули, полученной еще в эпоху Второй мировой. Поскольку она обросла тканями и прочим, даже малейшее ее передвижение убило его. Дойдя до сердца, он отключился и больше не просыпался.