Осенью на одной из встреч он сказал:
- И как всегда с ошибками в речи, - не очень громко, но она заметила.
Николь иронически ответила:
- Regardez-les, dit Dieu («посмотри на них, сказал Бог»).
- Что ты там говоришь по-французски?
- Бог нами восхищен.
Зимой между 2006 и 2007 годом, кажется, 2 января 2007 они пришли в тот же ресторан и заказали два ананаса. Помимо самого Быстрицкого была еще Дайн и Кристина, особо напряженных разговоров не было. Просто поели и ушли. Николь сказала, что всю жизнь мечтала попробовать ананас, а ей это никто не покупал.
Кристина сказала: «Я не буду просить у тебя кусок, все четыре наших ананаса одинаковы, но знай, я и твой глазами пожираю». Обычно Кристина была грустной, но тот ужин в ресторане ее взбодрил.
Честно говоря, замечания Быстрицкого, связанные с акцентом, заставили ее немного понервничать. Она начала спрашивать всех подряд. Михаэль Шнайга сказал, что прекрасно понимает ее, и акцент не нуждается в каких-либо изменениях не то, что в быту, но возможно, даже в профессиональных целях. Словно он представил, как она возглавит его холдинг «Виста».
Грать знала, это лишь тупая лесть, если бы он связал бы ее с холдингом не в отдаленном будущем, а в ближайшее время, она бы не работала с Пьером и совершенно ушла из его банка.
Быстрицкий любил назначать свидания, и при этом не переходить к более серьезным отношениям. Дайн призналась, что встречается с ним в ресторане уже полгода. Он не хочет серьезных отношений, но любит поесть. Хомяк устраивает его больше любых женщин, ну а Дайн - большая любительница кошек. Кажется, идеальнее пары для свиданий нет. Но не для жизни.
У Быстрицкого свои идиотские стереотипы в области вегетарианства, недопустимости забоя скота, и мыслей про недостаток любви в мире вкупе с авторской экономической теорией. Джонс тоже, кажется, потрепали. Или ее родители были психами, наркоманами или алкоголиками, но она об этом не говорит, или что-то подобное.
Так думала Николь, у нее не было причин ошибаться.
Однажды закончился их очередной ужин, правда они были на троих, а не на четверых. Олег сказал:
- Женщины, вы можете идти, а со стола уберу я.
Когда Дайн вместе с Николь добирались до своих машин, Джонс кое-что сказала ей. Нет, она совсем не была пьяной.
- Николь, скажу тебе по секрету, - они многие свои реплики начинали с именных обращений, - но мне кажется, что этот Быстрицкий - сумасшедший идиот, - сказала Джонс и сама игриво рассмеялась.
- С которым ты все время назначаешь свидания?
- Мне кажется, надо нанять какого-то боксера и нокаутуировать его.
- За что?
- Да, была у меня одна ситуация в жизни. Оба из моих родителей умерли. Я жила в четырехкомнатной многоэтажной квартире. Потом переехала в частный дом, 42 квадратных метра.
Когда я ему сказала это, он на меня так смотрел недобро, и еще добавил: «Ты приняла дурацкое решение по вопросу квартиры». Я говорю: «ты не понимаешь, если у меня нет престарелых родителей, зачем мне большой дом»? Он ничего не ответил, сделал вид, что разговора не было. Ему еще не нравятся подаренные квартиры, если они лично не на твои деньги. - Николь ничего не ответила, но поняла, что в тот раз, когда он спросил про ее дом, она не выдала то, что он ненавидел.
По правде говоря, Грать сначала верила в Быстрицкого и считала его мнение образцовым: как в жизни, так и на работе. Ей не нравились только его замечания про акцент речи, и, если честно, она тоже сомневалась, что его произношение полностью берлинское. Дайн, напротив, она недооценивала.
Ей казалось, что Дайн Джонс несобранная, несконцентрированная, у нее вечно все валится из рук, и она ничего толком не успевает. Было несколько случаев, когда, будучи замдиректором Отдела по оценке экономических рисков, Николь просила с нее несколько отчетов, а та заканчивала их иногда через два дня, а иногда через три.
Но после того, как Джонс раскритиковала Быстрицкого, Николь перестала его уважать и сблизилась с самой Дайн. Она поняла, что Дайн - настоящий друг, а Олег - псевдокомпаньон, которому она никогда не сможет доверять. Николь почему-то сомневалась, что у Быстрицкого только квартирная агрессия, словно и не было замечаний про акценты речи.
Когда Николь попыталась рассказывать Кристине, которой доверилась почти сразу, или Дайн, примерно тоже, что Быстрицкий каждый раз повторял ей об акценте, у них возникал лютый ступор и они даже не знали, как надо отвечать на такие вопросы.
- Дайн, как бы это тебе сказать, - говорила Николь. - У меня есть такое чувство, - она почему-то сказала, что чувство только у нее, постеснялась назвать Олега в качестве источника беспокойства, - будто моя речь звучит не как на берлинских улицах, и меня все-таки не принимают за свою.