Только когда её убрали, и заглянувший в будку Накадзимо грозно рявкнул:
— Госпожа!
Платина, вынырнув из бессвязного кошмара, распахнула глаза, удивлённо уставившись на мужчину.
Тут же сощурившись от утреннего солнца, она какое-то время не могла сообразить: где находится и что происходит? Не заставляя себя долго ждать, услужливая память тут же в режиме «ускоренной перемотки» напомнила ей всё произошедшее за последние сутки, заставив приёмную дочь бывшего начальника уезда зябко поёжиться.
— Вылезайте, госпожа, — видя, что она уже пришла в себя, значительно тише проворчал главарь «чёрных археологов», протягивая руку. — Кафусё уже далеко.
Поморщившись от боли в мочевом пузыре, Ия торопливо выбралась наружу, привычно проигнорировав предложенную самозваным женихом помощь.
Подгоняемое парусом и двумя парами вёсел, небольшое судёнышко ходко бежало вдоль берега, оставив причал и городские стены где-то у горизонта.
На надстройке, в которой пряталась девушка, стоял, довольно ухмыляясь, пожилой, сухощавый мужчина, держась рукой за горизонтально торчавшую палку, прикреплённую к уходившему за борт грубо отёсанному брусу.
На чуть задранном носу лодки сидели Таниго и Зенчи. Указав на них, Накадзимо предложил:
— Пойдёмте поговорим.
— Не могу, — чуть не плача пробормотала Платина, чувствуя, как краснеет от досады и стыда. — Мне нужно…
— Облегчиться, — понимающе кивнул собеседник. — Я попрошу для вас какую-нибудь плошку.
— Да, пожалуйста, — вымученно улыбнулась Ия, понимая, что придётся вновь лезть в будку, и от этого злясь ещё сильнее.
К её немалому удивлению, просьба главаря «чёрных археологов» не вызвала насмешливого гогота бравых речников. Видимо, несмотря на всю свою крутизну, они всё же побаивались смеяться над дворянами.
Повинуясь команде Умака, один из гребцов принёс миску из сушёной тыквы.
В низеньком, тёмном ящике пришлось долго приноравливаться, чтобы не залить пол, поскольку девушка подозревала, что здесь придётся провести ещё не одну ночь, а добавлять ароматы к уже имевшимся резким запахам очень не хотелось.
Потом она столь же мучительно одной рукой натягивала штаны, держа в другой посудину с выпуклым дном.
Платина «настроилась» сама вынести её и сполоснуть, но когда ожидавший её снаружи тот самый гребец протянул руки, без колебаний отдала вонючую плошку.
Простолюдин деловито выплеснул её содержимое за борт и спокойно вернулся к своему веслу. Его начальник всё это время безмолвствовал, деловито ковыряясь в носу.
Сполоснув руки, Ия проследовала за Накадзимо на нос лодки. Приблизившись, она рассмотрела расстеленную между Таниго и Зенчи тряпочку, где горкой лежали большие рисовые шарики. Рядом стояли два деревянных стакана и пузатая глиняная бутыль.
Слуга торопливо поднялся, освобождая место, а дворянин лишь слегка подвинулся, продолжая жевать.
— Поешьте, госпожа, — предложил главарь «чёрных археологов», усаживаясь рядом с ним.
— Спасибо, — поблагодарила девушка, с жадностью набрасываясь на еду.
У неё на языке вертелось великое множество вопросов, однако, глянув на гребцов, довольно неубедительно изображавших полнейшее равнодушие к тому, что происходит на носу их судёнышка, решила задать только один:
— Как долго нам ещё плыть?
Настороженно следивший за ней Накадзимо слегка расслабился, одобрительно кивнув, а Таниго ответил, не удержавшись от кривой усмешки:
— Послезавтра будем на месте.
Понимающе кивнув, Платина осушила деревянный стаканчик с вином, сильно отдающим сливой.
— Мне переодеться в платье? — спросила она, взяв ещё один колобок.
— Пока не нужно, — покачал головой самозваный жених, и Ия вновь наполнила чарку.
Похоже, её спутники уже позавтракали, потому что никто из них так и не притронулся к еде. Нимало не смутившись этим, девушка утолила голод, продолжая с интересом оглядываться вокруг. В пределах прямой видимости по чуть колыхавшейся глади озера скользили несколько лодок и лодочек.
На тех, что побольше, торчали высокие мачты со странного вида парусами. Только сейчас Платина обратила внимание на прикреплённые к ним тонкие, бамбуковые поперечины. Из-за них большие полотнища не выпирали вперёд, как на рисунках, изображавших всякие там каравеллы и фрегаты родного мира Ии, а представляли собой относительно ровную полотняную стену.
Попутчики девушки помалкивали так же, как и гребцы, поэтому над лодкой повисла какая-то недобрая тишина, нарушаемая лишь журчанием воды вдоль бортов, слитным плеском вёсел, тяжёлым, размеренным дыханием тех, кто ими работал да басовитым гудением налетевших с берега насекомых.