— Только простые монахи мне так и не поверили, — мрачно усмехнулся Жданов. — Странная у них вера. Они почему-то думали, что я изгнан из небесной страны богов на землю в наказание за какой-то проступок. Нечто вроде ссылки, чтобы жить среди людей.
— То есть никто не знает, кто вы на самом деле? — уточнила Ия.
— Я смог убедить только настоятеля обители преподобного Туэно и брата Дарака, что меня лечил, — ответил мичман. — Прочие же монахи всячески сторонились меня и избегали любых разговоров, если только те не касались самых насущных вещей.
— Как долго вы пробыли в монастыре? — поинтересовалась девушка.
— Если считать по местному календарю, то около года, — почти не раздумывая, ответил офицер. — Меня нашли в месяце Зайца, а сейчас уже идёт месяц Лягушки.
Вздохнув, он неожиданно посетовал:
— Никак не могу привыкнуть к этим звериным названиям. И неделей тут нет, то есть ни понедельников, ни суббот. Все дни одинаковы, различаются только по номерам. Когда пост соблюдать, непонятно? И в году здесь не триста шестьдесят пять дней, как у нас, а триста семьдесят три. Как узнать, когда тут Рождество отмечать, когда Пасху? Да и был ли здесь Христос? Случилось ли его воскрешение?
Соотечественник выглядел по-настоящему растерянным и озадаченным, а вот Платина никогда даже не задумывалась о подобных вещах. Ей вдруг очень захотелось как-то подбодрить «предка», произвести на него благоприятное впечатление. Поэтому, напрягая свои микроскопические познания в религии, она привела, как ей показалось, совершенно «железобетонный» аргумент:
— Но Бог-то здесь точно есть. Я имею в виду Бога-отца. Он же сотворил весь мир.
— Но это же совсем другой мир, — совершенно серьёзно напомнил молодой человек. — И здесь может быть свой Творец. Или мы попали во владения нечистого.
«Очень может быть», — мрачно усмехнулась про себя Ия. Однако, вспомнив из прочитанных книг, какое важное значение имели вопросы религии для жителей России девятнадцатого века независимо от возраста и сословия, шутить подобным образом не решилась, ограничившись крылатой фразой из советский киноклассики:
— Это вряд ли. Никто же не покушался на вашу бессмертную душу?
— Нет, — после некоторого размышления согласился собеседник.
— И тот ангел с разноцветными волосами ничего же не требовал от вас за новую жизнь в этом мире?
— Нет, — уже гораздо бодрее подтвердил Жданов.
Успев за время пребывания здесь поднатореть в демагогии, девушка с деланным удивлением вскинула брови.
— Но разве же дьявол будет делать что-нибудь бесплатно? Бескорыстен только Бог.
— Я тоже так думаю, — кивнул мичман. — Не похоже всё это на дьявольские козни. И преподобный Туэно тоже самое говорил, только на свой манер. Другими словами. По его рассказам выходило, что Асиона — одна из самых добрых здешних богинь. И ни в одной их священной книге не написано, чтобы она хоть раз кого-нибудь обидела. Только вот её считают покровительницей маленьких девочек, и преподобный не понимает, почему она вдруг захотела мне помочь? Но я-то знаю, что никакая она на самом деле не богиня, а всего лишь ангел — посланец Господа нашего, исполняющая его волю.
Взгляд офицера вспыхнул каким-то фанатично-обожающим блеском, и он опять перекрестился. Платина поспешила последовать его примеру. Однако на неё не произвели сильного впечатления религиозные переживания соотечественника, появившегося здесь из времени, отстоявшем по меньшей мере лет на полтораста от того, в котором жила она сама. У каждого в голове свои тараканы, главное, чтобы они друг другу не мешали. Считает парень, что к нему снизошёл ангел, ну пусть так и думает. Ие больше хотелось узнать о том, что дальше произошло с ним здесь, в этом мире.
— И много времени вы провели в монастыре?
— Много, — хмуро кивнул молодой человек. — Сначала долго болел. Рана-то на груди у меня чудесным образом затянулась. Но я очень сильно ослабел. Брат Дарак говорил, что это походило на большую потерю крови. Да я ещё и простудился в холодной воде. Потом учил язык, старался понять: куда меня занесло? А когда разобрался, то очень сильно переживал. Всё никак не мог смириться с тем, что не смогу вернуться назад. Я же для всех, кто меня знал, вроде как умер. Нам уже никогда больше не увидеться. По мне, небось, и панихиду отслужили и в поминание вписали. День и ночь тогда молился и монахам помогал, старался забыться за делами.
«Вот же-ж! — завистливо вздохнула беглая преступница. — Не жизнь, а прямо курорт или санаторий. Мне-то иной раз и поплакать как следует времени не было. Только и успевала, что шкуру свою спасать».