Малоопытной беглой преступнице оставалось только молча кивнуть.
Среди устремлённых вверх стволов бамбука показался переодевшийся офицер российского императорского флота, и Платина подумала, что ему-то халат как раз-таки коротковат, а покрывавшая голову шляпа с круглыми, матерчатыми полями хоть и сидела плотно из-за сильно отросших волос, всё-таки казалась слишком большой.
— Не мешало бы ему подстричься, — вполголоса заметила Ия. — И побриться. А то одежда приличная, но всё равно смотрится бродягой.
— Волосы мы ему сейчас обрежем, — пообещал абориген, доставая из-за пазухи знакомый кинжал. — Но бритвы у меня с собой нет.
— У меня есть маленькие ножницы, — сообщила девушка. — Бороду и усы можно немного подстричь, чтобы не торчали во все стороны.
— О чём вы? — поинтересовался молодой человек, держа под мышкой свёрнутую старую одежду.
— Будем приводить вас в достойный уважаемого купца вид, — с улыбкой пояснила Платина, но тут же заткнулась, «поймав» недовольный взгляд бывшего офицера городской стражи.
— Вы действительно не похожи на купца, — пояснил побратим. — Сейчас я обрежу вам волосы, а госпожа подстрижёт бороду.
Видя, что Жданов замялся, оглядываясь по сторонам, Хаторо распорядился:
— Садитесь на корзину. Не бойтесь, она прочная, не сломается. И выбросите вы эти тряпки! Госпожа, отнесите их куда-нибудь, чтобы на дороге не валялись.
Ия считала, что ни к чему разбрасываться вполне себе приличными вещами, но промолчала, не желая лишний раз раздражать аборигена.
Когда она вернулась, тот уже во всю орудовал кинжалом, обрезая грязные, отросшие патлы.
Девушка с тревогой оглядывалась по сторонам, опасаясь появления невольных свидетелей. Но дорога по-прежнему оставалась пустынной.
— Пока достаточно, — удовлетворённо буркнул Хаторо, пряча клинок в ножны. — В городе свожу вас к настоящему цирюльнику.
«Ещё страшнее стал, — мысленно усмехнулась приёмная дочь бывшего начальника уезда, рассматривая причёску соотечественника. — Хорошо хоть, под шапкой почти ничего не видать, а они её здесь даже за едой не всегда снимают».
— У вас есть какое-нибудь зеркальце, госпожа? — спросил мичман.
— Да, — кивнула Платина, передавая ему блестящий металлический кружок в ожидании, если не бури возмущения, то хотя бы недовольного роптания.
Однако офицер только досадливо скривился, удержавшись от комментариев, тем самым ещё сильнее поднимая свой авторитет в её глазах.
— Сейчас я вам бороду подстригу, — засуетилась Ия, доставая из котомки футлярчик с маникюрным набором.
— Право слово, не стоит себя утруждать, — замялся молодой человек. — До Фумистори как-нибудь доберусь, а там побреюсь.
— Нам туда нельзя, — неожиданно зявил абориген. — На досках объявлений не только портрет госпожи висит, но и наши тоже. Художники постарались, получилось похоже. И ещё, я в порту видел солдат из Садафунского военного лагеря: десятника Кбаба и с ним ещё пятерых.
— Они вас не заметили? — насторожился Жданов.
— Хвала Вечному небу, нет, — покачал головой побратим. — Я к причалам близко не подходил.
— Тогда как же нам быть? — нахмурился мичман, опасливо косясь на блестящие ножнички в руках девушки.
— У нас много дорог, — успокоил его Хаторо. — Есть из чего выбирать.
И объяснил уже более сухим, деловым тоном:
— Я вчера на постоялом дворе поговорил с торговцами. Тут в двадцати ли есть большая деревня Мори, через неё проходит дорога на Шибани. Это город вниз по реке. Поменьше Фумистори, но и там можно сесть на корабль до Амакону, а, если Вечное небо поможет, то и до самого Даяснору.
— Думаете, в Шибани наших портретов не будет? — чуть ехиднее, чем хотелось, спросила Платина, неуклюже, но старательно подравнивая соотечественнику усы.
— Может, и будут, — не стал спорить бывший офицер городской стражи. — Но солдаты из Садафунского лагеря нас туда искать не пойдут.
Не найдя, что возразить, Ия отступила на шаг от молодого человека и, критически оглядев свою работу, нерешительно произнесла:
— Всё равно лучше, чем было.
— Ненамного, — пренебрежительно хмыкнул абориген. — Разве только на бродягу уже не похож.
— Но и на купца тоже, — глядя в зеркало, не удержался от критики и Жданов. — Если только на какого-нибудь офеню.
— На кого? — заинтересовался побратим.
— Так у нас называют самых мелких торговцев, — пояснил мичман. — Из тех, кто ходит по деревням и торгует всякой мелочью: нитками, лентами, иголками.