— Служанка боялась получить трёпку за то, что потеряла дорогой ошейник, — проворчала Ия. — Вот и «перевела стрелки» на нас.
— Подставила, — понимающе кивнул молодой человек.
— Вы опять по-своему разговариваете! — недовольно проворчал Хаторо, воровато оглядываясь по сторонам.
— Простите, почтенный Кастен, — повинилась девушка. — Больше не будем. Просто я сильно испугалась из-за этой дрянной служанки.
Какое-то время шагали молча, потом Жданов тихо спросил побратима:
— А если бы на нашем месте оказались настоящие купцы, им бы тоже пришлось заплатить?
— Нас и приняли за настоящих купцов, — усмехнулся бывший офицер городской стражи. — Иначе схватили бы и увезли в ближайшую канцелярию.
— Неужели и пожаловаться нельзя на подобное безобразие? — с горечью спросил мичман российского императорского флота. — У нас же даже свидетель есть. И, между прочим, дворянин.
— Пожаловаться, конечно, можно, — усмехнулся умудрённый жизнью абориген. — Но господин Саноно лишь видел, как наша служанка залезла на дерево. А об ошейнике он ничего не знает. И тогда будет наше слово против слова лживой служанки.
— Одна простолюдинка против трёх простолюдинов, — заметил молодой человек.
— За лживой служанкой стоит хозяйка и её муж, знатный землевладелец, — продолжил просвещать приятеля бывший офицер городской стражи. — А за нами нет никого. И кому поверит судья?
— В нашем случае, — устало усмехнулась Платина, — тому, у кого больше денег и власти.
Рассмеявшись, Хаторо обернулся, с интересом глянув на неё.
— У вас тоже также?
— Так и у нас тоже люди живут, — равнодушно пожала плечами Ия.
Часа через два добрались до ещё одной речушки с перекинутым через неё мостиком.
Здесь девушка уговорила спутников задержаться. Во-первых, она очень устала, во-вторых, хотела помыть посуду.
Погрузив плошки в воду, умылась сама, потом сорвала пучок жёсткой, как проволока, травы и стала с ожесточением оттирать керамические стенки.
Послышались шаги, рядом опустился на корточки соотечественник.
— Что же, в вашем прекрасном будущем обывателю также трудно защититься от богатых и знатных? — с плохо скрываемой иронией спросил он по-русски.
— Всякое бывает, — равнодушно ответила девушка, споласкивая миску.
— И стоило тогда устраивать все эти революции? — уже с откровенной издёвкой усмехнулся Жданов.
— Я их не устраивала, — всё с тем же усталым спокойствием ответила Платина. — И в те времена не жила. И родители мои не жили, и даже бабушки с дедушками. Так что, стоили или нет, я не скажу — не знаю.
Она посмотрела на снисходительно ухмылявшегося мичмана российского императорского флота, и ей вдруг гораздо сильнее обычного захотелось оставить последнее слово за собой:
— Вы поэта Пушкина знаете?
— Какого именно, мадемуазель? — удивил её своей эрудицией офицер. — Я слышал о троих поэтах с такой фамилией. И кажется, они все родственники.
— Я говорю об Александре Сергеевиче, — терпеливо конкретизировала весьма озадаченная Ия, не имевшая ни малейшего понятия о том, что в то же самое время в России творили и другие Пушкины.
— Как же! — важно кивнул молодой человек. — Мне особенно нравиться вот это:
Внимательно выслушав ранее неизвестное ей стихотворение великого поэта, Ия важно кивнула и продолжила как ни в чём не бывало:
— А ещё у него есть повесть «Дубровский».
— Это о благородном разбойнике? — хмыкнул Жданов и, не дожидаясь ответа, вполне здраво заявил: — Только таких не бывает, мадемуазель.
— Может, и не бывает, — не стала спорить девушка и напомнила собеседнику завязку сюжета данного произведения из школьной программы: — Но, прежде чем Дубровский стал разбойником, богатый сосед «отжал» у него имение.
— Отжал? — вкинул брови мичман, качая головой. — Ох уж эти ваши словечки.
— Но смысл-то вы поняли, — торжествующе усмехнулась Платина. — Даже дворянин не смог найти управу на знатного и богатого. Что же тогда говорить об обычных людях или о крепостных, у которых вообще не было никаких прав. Так что стоило там устраивать революции или нет, я не знаю. Только и вам, предкам, нечего зря нос задирать. И у вас бывало всякое.