Вспомнив, как вчера вечером снимала с него упряжь, Платина рассудила, что возвращать её на место следует в обратном порядке.
— Ты что делаешь, дура!? — громом прогремел над ухом чей-то дребезжащий голос. — Кто же так осла седлает?! Ты же ему всю спину сотрёшь, неумеха сопливая!
Пожилой крестьянин с рыжеватой клочковатой бородой, совершенно по-женски упирая руки в бока, презрительно разглядывал приёмную дочь бывшего начальника уезда.
— Да разве ж можно такую справную скотину глупой девке доверять? Что, у твоих хозяев настоящего слуги нету?
— Значит, нету! — громко огрызнулась Ия, проворчав уже значительно тише: — Помер он недавно, а нового, сам знаешь, сразу не найдёшь.
— Да как же так? — явно растерялся собеседник.
— Вот так! — буркнула девушка и, опасаясь, как бы селянин не пустился в расспросы, торопливо предложила: — Ты бы, чем орать, лучше бы показал, как надо. Чтобы я и в самом деле ему не навредила.
Платина погладила скорбно помалкивавшего ослика по шее.
— Жалко же будет.
— Так, девка, не просят! — неожиданно заявил простолюдин и, очевидно, кому-то подражая, сцепив руки внизу живота, надменно вздёрнул густо заросший подбородок.
Первым возникло горячее желание послать его в длительное эротическое путешествие и непременно пешком. Но Ия без труда задавила его, отвесив церемонный поклон.
— Позволь недостойной испить из колодца твоей несравненной мудрости. Освети светочем своих знаний тьму моего невежества! Покажи, как правильно седлать осла, чтобы не навредить сему замечательному животному.
Мужик растерялся, видимо, ожидая просьбы попроще. Тем более, девушка произнесла свою тираду на одном дыхании и совершенно серьёзным тоном, глубоко спрятав рвущуюся наружу издёвку.
— Ты, видать, грамотная, — извиняющимся тоном произнёс простолюдин.
— Хозяйской дочке прислуживала, — выдала свою «легенду» Платина. — Вот и наслушалась всякого. Так покажешь, как правильно?
— Ну, смотри, — тяжело вздохнул мужик, шагнув к развешенной на ограде сбруе. — Да запоминай.
— Всё запомню, мастер, — клятвенно пообещала Ия.
— Ишь ты, — усмехнулся собеседник. — Сорок лет на свете живу, ни разу так не называли.
— Он сказал что-то нехорошее? — вполголоса поинтересовался мичман, пристраивая вьюки на спину осла и провожая наглого мужика тяжёлым, недовольным взглядом.
— Нет, — также шёпотом ответила девушка. — Учил меня, как правильно нашего скакуна седлать.
— Могли бы и меня попросить, — нахмурился офицер.
— Осёл — не лошадь, — напомнила Платина. — Тут сбруя немного другая. И не по чину… тебе. Не забудь: для всех ты купец сонга, а я ниже тебя — обычная нули.
— Закончили там?! — гаркнул Хаторо, коротко поклонившись хозяину харчевни, и, не дожидаясь ответа, скомандовал: — Тогда пошли.
Собиравшийся со вчерашнего вечера дождь так и не разразился. Облака разбежались, словно рассорившиеся подруги, и теперь каждый белый клубок болтался отдельно в пронзительной небесной синеве, как будто раздумывая, стоит ли помириться, вновь сбившись в тучу, или лучше окончательно рассеяться под ласковыми лучами весёлого утреннего солнца.
Дорога не казалась особенно оживлённой, путники и повозки попадались довольно редко.
Очень скоро шагавший рядом с приятелем Жданов отстал и оказался возле соотечественницы.
По достоинству оценив его порыв, та тем не менее категорически отказалась отдавать корзину.
— Да поймите вы! — горячилась Ия. — Не может сонга делать за нули его работу. И пол тут не имеет никакого значения! Так здесь всё устроено. Сословное общество как ни как.
— У нас в Российской империи тоже есть сословия, — напомнил собеседник.
— И что? — усмехнулась девушка. — Вы помогли бы какой-нибудь крестьянке вашего батюшки нести корзину?
— Пуркуа па? — вскинул брови Жданов, но, заметив её озадаченный взгляд, заговорил по-русски: — Я сказал: почему бы и нет? Особенно, если она молода и красива. Как вы.
— И никто из соседей помещиков не видит, — с лёгкой издёвкой добавила Платина. — Иначе слухи пойдут.
— У вас странное понятие о жизни в нашем времени, мадемуазель, — нахмурился мичман российского императорского флота. — Если хотите знать, крестьяне моего батюшки не устают молиться за него. Он перестроил храм в селе, раз в месяц, а то и чаще за свой счёт привозит из уезда доктора. В неурожайный год кормил крестьянских детей из своих запасов и давал в долг без процентов зерно на посев.