Выбрать главу

Эзра ПАУНД

CANTOS

Перевод Владимира Кучерявкина     

I

Потом спустились к кораблю. Перенесли на волны судно, в божественное море, И мачту с парусом восстановили над черным кораблем, Баранов блеющих втащили… и тела свои, Тяжелые от плача; в корму нам ветер задышал, Вперед понес, раздувая полотно, Вытканное Киркою, кудрявою богиней, И сидя в корабле – играл кормилом ветр, Наполнив парус наш – мы плыли до заката, Уснуло солнце, пошли по океану тени – Тогда достигли мы пределов вод бездонных, Где киммериян земли, большие города, Закрыты плотной мглой и недоступны Сиянью солнечных лучей, На небе ли оно или ушло, ночным светилам небо уступая. Там вечно темный лик ночной в глаза печальным людям смотрит. Теченью океана вопреки, достигли мы земли, О коей мне рассказывала Кирка. Готовили они обряд здесь, Перимед и Еврилох, Я ж, вынув меч из ножен, яму Шириною в локоть откопал. Свершили возлиянья мы в честь каждого из неживых Медовым пивом, и вином, и, наконец, водой, замешанной с мукою. Потом молился долго я тошнотворным ликам мертвых, Как на Итаку попаду, зарезать обещал Тельцов отборных в жертву им, в костер добра немало бросить, Тиресию ж – барана черного, вожатая над стадом. Кровь темная текла по Fossae, И души из Эреба, бледные, как трупы, Невест, и юношей, и стариков, детьми и внуками богатых – Покрыты пятнами недавних слез – и нежных дев, Мужей, чьи головы пробиты острой бронзой, Войны добыча, с кровью на руках – О много было их! – вокруг толпились. С воплем. И бледный сам, я приказал тащить животных. Лил масло и взывал к богам, К Плутону грозному и Прозерпине славной, И, вынув тонкий меч, У ямы сел, чтоб отгонять нетерпеливых, но бессильных мертвых, Пока Тиресий говорит. Но первым Ельпенор был, наш товарищ Ельпенор, Непохороненный, брошенный в поле широком, Труп возле дома Кирки, Он не оплакан нами был, не погребен – спешили мы, О бедный дух. И вскрикнул я поспешно: «О Ельпенор, как ты попал на эти мрачные брега? Ужель пешком пришел, нас, мореходов, обгоняя?»                             В ответ он простонал: «Злой рок тому причина и вино. Над очагом я спал у Кирки, Неосторожно стал по лестнице спускаться И, сделав шаг неверный, о подпору Затылок размозжил. Душа искать Аверн отлетела. Молю тебя, о царь, непогребенного и неоплаканного вспомни, Оружье собери мое, у моря холм насыпь и надпись сделай; «Злосчастный муж, но с именем в грядущем» – И в холм весло воткни, которым греб я с вами». Я Антиклею отогнал. За ней – Тиресий Фивский. Он, с жезлом золотым, узнал меня и первым начал: » А, снова ты? Недобрая звезда В мир скорбный мертвых привела тебя, в обитель теней. Ну, отойди от Fossae, дай напиться крови, Чтобы пророчить».                             Я отступил назад, И он сказал, от крови сильный: «Одиссей, Нептуна злобе вопреки, по морю темному вернется, Всех растеряв товарищей». И снова Антиклея. Спи тихо, Див. – Я помянул Андрея Дива, In offichina Vecheli, 1538, как будто, из Гомера что-то. Он плыл, и миновал сирен, и дальше, прочь, Обратно к Кирке.                             Venerandum . Как там сказал Критянин: ты, в короне золотой, о Афродита, Cypri munimenta sortita est, ты – радость; золото и orichalchi Нагрудные повязки, опояска; ты, темновекая, И с жезлом Аргициды золотым. Итак:

II

Черт побери, Роберт Браунинг, Существует лишь один «Сорделло». Но Сорделло и мой Сорделло? Lo Sordels si fo di Mantovana. А Со-сю вспенивал море, Нерпа играет в кольцах белопенных у влажноприбойной скалы, Атласная кожа, Лера дочь,                             а глаза Пикассо, В черном капоре меха, гибкая дочь Океана, И волны на берег идут чередой, «Элеонора, elenaus и eleptolis!»                             И Гомер, старик, слепой, бедняга, слепой, словно крот, Ухо, чуткое ухо к рокоту моря, ропоту старцев: «Пусть убирается прочь, к кораблям, Где ахеян поганые лица, иначе беда, За бедою беда, в потомках проклятье. Ну да, ступает она, как богиня, И лицом богиня,                             а голос – ну прямо дочь Схенея, Рок наш ступает ее походкой, И пускай убирается прочь, к кораблям,                             туда, где ахеян поганые клики». А вдоль кромки берега, Тиро,                             гибкие руки бога морского Сплетают на ней воды крепкие мышцы Под шатром стекловидным волны пепельносеребристой, Лазурнослепящие воды, тесный и хладнокипящий покров. Безмолвнопесчаный простор солнцерыжий, Чайка поднимает крыло,                             чистится, топорща перья, Купаться слетелись бекасы,                             крылья расправляют в суставах, Влажные крылья в солнечной дымке, А возле Хиоса,                             по левую руку от морского пути на Наксос Заросшая скала кораблевидная,                             морской травы колыханье по краю. Отмели словно залиты красным вином,                             жестянка сверкает в ослепительном солнце.