— Такова была ваша ставка, Ваше Величество, — заметил Телеус. — Если Лаекдомон победит, вы не сократите гвардию.
— В Эддисе схватка длится, пока соперник не сможет драться.
— В Аттолии тоже.
— Ну, последний удар нанес я.
Телеус скрестил руки на груди.
— Целью состязания было фехтование, Ваше Величество, а не демонстрация уловок и хитростей. Вы прибегли к трюку, который невозможен в сражении с настоящим мечом.
— Ты пытаешься пролезть в игольное ушко, демагог. С кем ты успел поговорить, с Релиусом или с Орноном?
Телеус был упрям.
— Вы бы не смогли голыми руками выхватить у человека настоящий меч.
— Ах, Телеус, — сказал царь, печально качая головой. — Такой упорный и такой наивный. — пододвинувшись ближе к капитану он протянул к нему сжатую в кулак руку и медленно раскрыл ее, словно цветок. — Сегодня я сделал это с деревянным мечом. Но однажды я смог сделать это с настоящим.
Телеус поднял указательный палец и осторожно проследил тонкую линию на ладони царя.
— Меч убийцы. Я не знаю, что и сказать, мой царь.
Евгенидис пожал плечами.
— Скажи, что мне больше не надо оглядываться назад.
Телеус кивнул.
— Я буду прикрывать вашу спину, мой царь. До последнего вздоха.
— Вот и хорошо, — сказал Евгенидис, вставая. Он добавил, задумчиво глядя на Телеуса: — Теперь я понимаю, почему Орнон был так уверен в твоей преданности трону.
Евгенидис осторожно спустился вниз с верхней скамьи.
— Возможно, Орнон надеялся, что я сверну себе шею, но я не хотел добиться твоей поддержки ложными увертками, Телеус. И Орнон не думал о цирковых трюках. Он знал, что если Лаекдомон попытается когда-нибудь стать реальной угрозой, я выпотрошу его, как курицу. Ты забыл?
Он поднял искалеченную руку, глядя на культю, и все вспомнили о смертоносном крюке, заменившем утраченную кисть.
— Вы заставили людей забыть о крюке, пряча его под длинными рукавами и делая вид, что стыдитесь его, — догадался Телеус.
— Да. Но истина всегда находится перед глазами у тех, кто готов ее увидеть.
— Итак, гвардию сократят вдвое, — мрачно заключил Телеус.
Царь устало вздохнул. Стоя перед Телеусом, он сказал:
— Телеус, гвардия создала царицу. И гвардия может сокрушить ее. Ты можешь гарантировать их преданность сейчас, но что будет через двадцать лет? Тридцать, сорок лет? Ты знаешь, что не можешь, но эти люди и через десять и двадцать лет будут считать себя создателями царей. Рано или поздно преданность телохранителей, как и многих других людей, начнет продаваться и покупаться, просто царская корона пойдет по более высокой цене. Это неоспоримо доказывает история. Ничто не меняется. Усилять личную гвардию — это все равно, что научить волка охранять ферму. Его можно держать подальше от других волков, но рано или поздно он набросится на тебя. Я не могу оставить моим детям такое наследство.
— Мы обеспечиваем безопасность царицы, — с болью в голосе возразил Телеус. — Мы всегда хранили ее в безопасности.
— Охраняй мою спину, Телеус, а о ее безопасности я позабочусь сам.
Двигаясь легко, но немного припадая на правую ногу, он вышел в дверь, чтобы покинуть гвардию и вернуться к придворным, которые, несомненно, ждали его снаружи.
— Как он сможет защитить ее? Один наш Прокис сможет порвать его пополам одной рукой.
— Если Прокису удастся его поймать.
— А вы сомневаетесь?
Солдаты покачали головами.
— Базилевс, — прошептал кто-то, скрытый в клубах пара.
Остальные тихо повторили:
— Базилевс.
Один Телеус покачал головой. Костис наблюдал за ним, впрочем, не удивленный.
— Базилевс был князем над своими людьми, тем, кого мы теперь называем царем, — объяснил Телеус. — Этот человек, — он кивнул в сторону закрытой двери, — будет не просто правителем Аттолии. Он будет Царем царей, не имеющим себе равных.