Должно быть, царь заметил наступившее молчание. Он открыл глаза. Все вокруг смотрели на его живот, один Костис глядел в лицо. Видя, с какой тревогой глаза царя блуждали по комнате, пока не остановились на фигуре у двери, Костис понял, что Евгенидис не пытался обмануть придворных или успокоить эддисийцев. Вряд ли его обеспокоила бы паника во дворце. Существовал только один человек, которого он пытался уберечь от волнения — его царица.
Костис видел, как он взял себя в руки, когда она подошла к кровати. Превзойдя самого себя в невозможных вещах, он сумел принять самодовольный вид.
— Смотрите, — заявил он, все еще играя свою роль, — я же говорил вам, что я на пороге смерти.
Но он больше не мог обмануть ни Костиса, ни Аттолию.
Глаза царицы сузились, руки сжались в кулаки. Она не испугалась, она разозлилась. Вряд ли он смог сейчас успокоить ее, сказав, что рана не серьезна. Костис почти почувствовал, как царь Евгенидис дрожит. Царь снова открыл рот, чтобы заговорить.
— Порез не глубокий, — сказал с другой стороны кровати посол Эддиса.
Он склонился над раной с критическим и несколько разочарованным видом. Евгенидис не упускал ни одной мелочи. Его голова резко обернулась.
— Нет! Он… очень глубокий! — возмущенно запротестовал он.
Лица придворный выразили смятение, а затем попытку скрыть смех.
— Ваше Величество, — высокомерно заявил Орнон, — я видел, как вы однажды сильно оцарапались застежкой плаща.
— Даже с застежками не везет, — пробормотал кто-то из слуг.
— Я не сам себя поцарапал, между прочим, — отрезал царь. — Раненый царь заслуживает больше уважения, Орнон.
— Простите, Ваше Величество, — ответил Орнон. — Но я ожидал, что ранение будет более серьезным.
Царь посмотрел на царицу, которая, немного успокоенная словами Орнона, все еще выглядела сердитой.
— Если бы ты уже не был ранен, — сказала она, — я бы прикончила тебя сама.
— Я же говорю, что я… — царь прервал сам себя таким громким криком гнева и боли, что царица вздрогнула. — Во имя всех богов, что это такое?
— Это спиртовая настойка камнеломки, — ответил врач, нервно сжимая окровавленный тампон.
— Это ужасно больно, ты, безжалостная пиявка. Я еле-еле избавился от садиста Галена в горах, как ты сразу стараешься занять его место.
— Мне очень жаль, Ваше Величество, но это поможет предотвратить заражение.
— Тогда тебе следовало предупредить меня, прежде чем набрасываться со своим лечением.
— Да, Ваше Величество, — согласился врач, тщательно промокая рану чистой тканью.
— Когда ты закончишь любоваться моим животом, можешь наложить на него повязку, — нетерпеливо предложил царь.
Дворцовый врач, худой и строгий человек, сосредоточенно осмотрел рану.
— Я хотел бы наложить несколько швов здесь, где разрез глубже. Надо в первую очередь сшить мышцы.
Он посмотрел на царицу, ожидая разрешения.
— Не вижу необходимости накладывать швы, — осторожно сказал царь.
— Потому что рана не глубокая, — пробормотал кто-то в толпе.
Царь оглядел присутствующий черным взглядом, но не обнаружил шутника.
— Петрус был моим личным врачом много лет, — сказала царица. — Он также работает в благотворительной больнице в городе, где изучает новые методы лечения. Если он считает, что нужны швы, я думаю, что следует наложить их.
— Вот здесь, — предложил врач. — С этой стороны, где рана глубже. Если бы она была такой глубокой по всей длине, ваш убийца, конечно, распорол бы брюшину.
— Что?
— Кишечник.
— Ах, — сказал царь, а затем: — Аах! — минуту спустя. — Это что, шило сапожное?
— Нет, Ваше Величество. Как вы можете видеть, это очень тонкая игла.
— Она колется вовсе не как игла. Кажется, вы потратили слишком много времени, работая с людьми, которые не платят вам, и вы должны… ой! Ой! Ой!
Костис закрыл глаза, потрясенный. Царь не желал лежать на смертном одре с чувством собственного достоинства. Придворные и даже помощники врача с трудом удерживались от смеха, а Евгенидис наслаждался каждым мгновением своего успеха. Губы царицы дрогнули.
— Я очень извиняюсь, — беспомощно сказал врач.
— Прекрати извиняться и поспеши.
— Ваше Величество, я… — казалось, Петрус сейчас заплачет.
Орнон решительно вступился за врача:
— Ваше Величество, вы мешаете врачу.
Посол придвинулся ближе к кровати и уперся в царя злобным взглядом. Евгенидис отвернулся.