— Недостаточно похож во многих отношениях, мой царь. И не по-царски обсуждать этот вопрос в присутствии телохранителей.
Евгенидис принял упрек без возражений.
— И ты до сих пор не приказал повесить его, — сказала царица.
Костис боролся с желанием упасть на брюхо и поползти к ее ногам. Он никогда еще не чувствовал себя таким беспомощным. Как муха в паутине: чем больше он сопротивлялся, тем безнадежнее запутывался.
— Нет, — ответил царь. Костис тихо взмолился в душе. — Я не хочу, чтобы его повесили.
Надежды Костиса рухнули и рассыпались в прах. Он проклял себя за то, что в самом глубоком уголке сердца сохранял надежду, что царь не позволит выгнать его семью с земли.
— Ты не будешь препятствовать осуществлению правосудия, — предупредила царица.
— Очень хорошо, — небрежно согласился царь, — тогда повесь их обоих.
— Его и кого-то еще из моих верных слуг, царь мой?
Ее голос не поднялся ни на полтона, каждое слово было холодным и острым, как льдинка, но ее гнев заставил Костиса, все еще стоящего на коленях, задрожать.
— Телеуса, — сказал царь, пожав плечами, и царица в изумлении замолчала.
— Значит, это был заговор? — наконец спросила она.
Боги, храните их обоих, это не был заговор. Костис приподнялся с пола.
— Моя царица.
Он говорил спокойно, как только мог, и посмотрел в ее лицо, когда она повернулась, чтобы взглянуть на него сверху вниз. Он должен, он обязан был привлечь ее внимание.
— Ты хочешь что-то сказать? — она удивилась так, словно ее собака внезапно подняла лапу и попросила слова.
Он не должен был называть ее своей царицей. Он должен был сказать «Ваше Величество». Она всегда была «Вашим Величеством», независимо от того, кто к ней обращался, но если бы он был предателем, она не была бы его царицей. От этой мысли в груди образовалась болезненная пустота. Он служил ей с неослабевающей преданностью с самого первого дня, когда был завербован. Телеус лично выбрал его, самого молодого из кандидатов, и после года обучения принял на службу в гвардию царицы. Теперь Костис не отводил от нее своего упорного взгляда.
— Ваше Величество, прошу вас, это была глупость, не предательство. Позвольте мне доказать это. Пожалуйста, не вешайте моего капитана за то, что является только моей виной.
Он боялся даже упомянуть о ферме.
— Ты понимаешь, о чем просишь? — спросила царица.
— Нет, Ваше Величество, — шепотом признался Костис.
Он не знал подробностей и не думал, что стоит пытаться угадать их сейчас. Он был бледен, испуган и растерян.
— Но я сделаю все, что угодно.
— Ну, хорошо, — недовольно сказал царь, словно признавая поражение в шахматной партии. — Не вешай Телеуса. Но я не понимаю, какой тогда смысл вешать Костиса, если ты собираешься выгородить его начальника.
Царица повернулась к Евгенидису лицом.
— Я могла бы повесить тебя, например, — предложила она.
Евгенидис посмотрел на нее с нежностью.
— Ну, этот шанс ты уже упустила, — сказал он.
Царица подняла руку, чтобы ненадолго прикрыть глаза.
— Удивительно, как ты умеешь запутать совершенно ясную ситуацию, — заметила она. — Что ты предлагаешь?
— Я предлагаю жизнь Телеуса за жизнь Костиса. Вернее, его жизнь в обмен на честную службу Телеуса.
— Продолжай, — попросила царица.
— Телеус хорошо отзывается об этом солдате. Он неплохо себя зарекомендовал в битве при Тегмисе, и его имя было упомянуто в твоем присутствии, когда его повысили до командира отделения.
Костис недоверчиво поморщился. Неужели царица знает его имя? Или ему все это снится? Кажется, дело принимало совсем плохой оборот.
— Я готов обменять жизнь Телеуса на жизнь Костиса, если Телеус сможет гарантировать мою дальнейшую безопасность.
— Он капитан нашей гвардии. Твоя безопасность — цель его службы, — сказала царица.
— Твоей гвардии, — возразил царь.
— Нашей гвардии, — настаивала царица.
— Тогда как ты объяснишь песок в моей тарелке? Змею в моей постели? Постоянные легкие толчки между лопаток, когда я стою на верхней площадке лестницы?
— Змея? — повторила царица.
— Черная. Большая. Не ядовитая.
Костис никогда не слышал ничего страшнее наступившей тишины. Она все длилась и длилась, как если бы его вдруг поразила глухота, как ритуальная тишина в храме перед кровавой жертвой, только гораздо, гораздо хуже.
— Телеус.
Когда царица наконец заговорила, ее голос звучал подобно шипению змеи. Костис услышал, как кольца занавески скользнули вдоль стержня. Телеус ожидал в коридоре. Костис мог бы посмотреть вверх и увидеть лицо капитана, но его голова вдруг налилась свинцовой тяжестью и медленно опустилась на лежащие на полу руки.