Климану и самому было это интересно. Он посмотрел на Геростенеса, но тот смотрел только на луну. Климан проследил за его взглядом и оглянувшись, увидел луну через плечо.
— Я вижу, ты уже догадываешься, — сказал молодой князь. — Пожалуйста, просвети и нас тоже.
Не видя другого выхода, Климан так и сделал.
— Мой друг самым серьезным образом напомнил мне о клятве не лгать при лунном свете, и честно рассказать тебе, что я Климан, базилевс из Каппадокии, который приехал сюда тайно, чтобы увидеть нового князя и судить о его намерениях по его славе среди народа.
— И к какому же мнению ты пришел? — спросил молодой князь.
— Ты человек гордый, но честный, и я не думаю, что ты станешь нарушать договоры, заключенные твоим отцом.
— Что ж, я польщен, — сказал князь.
— Может быть, ты и польщен, но я не льстец. По крайней мере, не при лунном свете. — ответил Климан.
— Тогда я думаю, что ты действительно тот самый человек, которого отец завещал мне ценить превыше всех и доверять, как ближайшему из союзников.
— Тогда я польщен оказанной мне честью, — сказал Климан, — но я не уверен, что достоин твоего доверия.
Он смиренно повернулся к старухе, все еще стоявшей рядом.
— Богиня, — сказал он печально. — Я нарушил свое обещание. Если бы не мой друг, я обязательно солгал бы. Я считаю, что недостоин твоих олив и моего города.
— Ты никому не солгал, — ответил богиня, потому что это действительно была богиня Луны.
— Но я готов был солгать.
— Но твой друг помешал тебе.
— Да, — согласился Климан, все еще считая, что богиня желает оправдать его.
— Если бы ты не обещал держать свое слово, твой друг не оказался бы рядом с тобой в минуту нужды. Я не думаю, что лунный свет изобличил тебя в неподобающем поведении, — серьезно сказала она, а затем растворилась в серебряном свете, оставив Климана в радости, а всадников на дороге в изумлении.
— Спасибо, Фрезина, — смиренно сказал царь.
— Вместо «спасибо» лучше съешьте супа и поспите немного.
— В него подмешали маковый сок?
Фрезина покачала головой.
— Хорошо. Мы с женой пришли к согласию, что меня травят исключительно по моей собственной вине.
Фрезина пошла за порцией супа.
К тому времени, когда царь немного поел, он признался, что утомлен и снова заснул. Костис был почти счастлив. Ближе к вечеру царица пришла посидеть с мужем и отослала Костиса в караулку. Потом прибыл Телеус со сменой караула и сказал, что Костис может идти отдыхать.
Сумерки сгущались, когда Костис пересек большой двор позади публичных помещений дворца. Костис подавил зевок, удивляясь, каким усталым он чувствует себя после дня ничегонеделания. В глубине двора он поднялся на галерею, которая соединяла парадные залы со сложным лабиринтом зданий, в которых располагались жилые покои придворных. С восточной стороны находился проход, ведущий в обход парадных залов к террасе. С террасы по нескольким крутым лестницам можно было спуститься вниз к казармам и дворам царской гвардии.
Усталый и вспотевший, он перешагнул через несколько расколотых кусков черепицы, вероятно, сорвавшихся с крыши над террасой. Когда за его спиной раздался резкий треск, он проворно прыгнул вперед, чтобы увернуться от новой порции черепицы, летевшей на него сверху. Он осмотрел беспорядок на террасе, с тоской подумал о послеобеденном сне, и пошел в хозяйственное управление сообщить о неполадках секретарю.
Проснувшись поздно вечером и чувствуя себя ужасно голодным, он направился в столовую. Гвардеец, сидевший сегодня утром по левую руку от него, махнул, приглашая присоединиться. Он так и сделал, сначала налив себе кружку вина.
Сидевший рядом Домисидон поднял голову и объявил:
— К нам пожаловала царская болонка.
Охранник рядом с Костисом рассмеялся, но потом остановился.
— Прости, Костис, это не твоя вина. Ты знаешь, что с тобой будет дальше?
Костис задумался.
— Понятия не имею. Мне до чертиков надоело быть фальшивым лейтенантом. Я думаю, они могут отправить меня в какой-нибудь пограничный форт, может быть, даже в Прокер на севере. Всякое может случиться.
— Но ведь ты спас жизнь царя…
— Не совсем, — признался Костис. — Вообще-то, он справился без меня.
— Конечно. Я забыл.
Он хлопнул Костиса по плечу и добродушно подтолкнул локтем. Но за этим добродушием крылось нечто иное, сочувствие, может быть. Костису не хотелось спрашивать напрямую, тем более не хотелось становиться объектом всеобщей жалости. Он боялся, что ответ ему не понравится. Костис извинился и пошел искать Аристогетона.