Приступ был слабым и скорее всего проверкой сил, его быстро отбили.
Царь Саул, скрепя зубами, полез на высокую башню, отмахнувшись от слуг. Сын Ионафан был отослан в Изреель, и не было от него вестей. Что касается Давида то не было сомнения что он уже убит и от того легко было на сердце у царя. В сереющих сумерках вспыхивали огни. Дым пожарищ поднимался над горизонтом. Внизу растекались воины, оцепляя город, и царь сжал в кулаки руки.
Почти недостижимый для стрел, он и сам был беспомощен перед этой бедой.
«Вывести войска? Атаковать? Слуги не позволят!» — остудил сам себя.
«Все одно и без Ионафана гиблое дело атаковать! Надо ждать вестей от Ионафана! Без большого войска нет смысла выходить за ворота!» — царь Саул вспомнил погибший полк. Подумал, решил, что выходить против филистимлян сейчас гиблое дело! Но тяжелее всего было понимание, что Гат вернет себе все потерянное.
Восемь дней филистимские войска стояли под городом. Восемь дней продолжался грабеж земель Виниамина. Меж тем уже пошли слухи, что Ионафан с войском стоит в Вифлееме, а с запада спешит войско князя Макаца. То, чего опасался царь Бел, произошло. Приходило, чтобы не потерпеть поражения, спешно заключать мир. Иначе он рисковал очутиться со всем войском в окружении израильских сил на чужой и враждебной земле.
С Ахишом, требовавшим продолжения войны, Бел едва не рассорился на этот раз.
— Езжай к Саулу! Бейся с ним сам! — кричал, срываясь, царь Бел. — Я не могу погубить все свое войско здесь! Мне хватает войн с сирийцами! И кто из филистимских царей мне помогал? Ты не мог! А кто мог?! Я защищаю не только себя, я и вас защищаю от сирийцев! Без меня они давно бы уже взяли все побережье!
Бел задохнулся, понял, что наговорил лишнего. Ахиш молчал, хмуря брови.
— Царь Саул, — продолжал Бел уже спокойнее, — требует, чтобы ты увел свои войска из захваченных израильских земель и вернул пленых.
Ахиш яростно посмотрел на Бела, но ничего не сказал.
— Сюда идет князь Макаца! — пояснил Реу. — И Ионафан с полками! Против них, да если еще подойдут израильтяне, что за рекой, нам не выстоять!
Ахиш, так ничего не ответив, резко вышел из шатра.
По случаю победы был устроен большой праздник. Ионафан все порывался послать вестников в Лахиш но Саул уверил его что с Давидом все в порядке. Сам он был необычайно весел в этот вечер, поскольку был уверен, что Лахиш захвачен, а Давид мертв.
В самый разгар праздника появилась группа военных, и по рядам пошел шепот.
— Давид вернулся.
Ионафан бросился к нему и обнял его. Затем они подошли к Саулу и тот поклонился.
— Мой царь я отбил натиск и защитил Лахиш.
— Я рад сын мой что ты вернулся живым. Но ты вернулся раньше срока, выкуп я жду только после Пасхи. Ты подумал о моем выкупе?
— Я о нем подумал, — холодно ответил Давид. Он встал, развязал сумку и вывалил ее содержимое на большое блюдо. Потом он сел между Ионафаном и Иш-Бошетом.
Саул побледнел перед этой массой обрывков кожи, которые уже затвердели. Их было больше ста. Оруженосец сосчитал дважды. Саул опустошил рог с вином.
— Я сказал сто, — сказал Саул строго Давиду.
— Я плачу за двух твоих дочерей, царь, но прошу одну.
Среди гостей раздался смешок. Саул больше ни на кого не смотрел. Его взгляд был устремлен на зловещие куски. Испуг отразился в глазах Ионафана. Иш-Бошет разразился смехом.
Лицо Саула на вечернем празднике было трудно описать словами: оно выражало не победу, а поражение. Царь встретил нового триумфатора как тяжелый удар. Радость победы была омрачена. Торжественное прибытие Давида еще больше растравило его самолюбие: приветственный клич гостей поднялся до звезд. Отныне Давида открыто называли божьим избранником. А кто был тогда он, Саул?
Ненависть поселилась среди сотрапезников.
Девятая глава
Тысяченачальник Давид
Их взгляды пересеклись вечером, когда Саул, поглощенный досадой, уязвленный в своей гордыне, публично объявил о том, что отдает Мерав Адриэлу. Давид смотрел на свою невесту. Взгляд Мелхолы говорил, что она стремилась вместо сестры перейти в руки героя. И эта немая речь помогла Давиду выдержать оскорбление непринужденно. В тот вечер, когда он принес двести краеобрезаний, мало кто заметил румянец на её щеках. Прислужницы иногда распускали свой язык, и дворец полнился слухами, утверждавшими, что Мелхола желает стать женой Давида не из чувства долга. Никто не смотрел с удивлением во время свадебного пира, который последовал за празднованием помолвки, проведенной священником Ахией.