Поднимаясь на холм, он убедил самого себя, что подверженный болезни Саул, несомненно, уступил приступу гнева и не будет продвигать дальше свой убийственный план. И что, конечно, ни Ионафан, ни Мипал не будут без причины убивать собственного зятя. Но он убедил себя только наполовину, и осторожность толкнула его обратиться в дом Эзера, своего адъютанта, чтобы провести там остаток ночи.
Дом находился на достаточном расстоянии от дворца. Он постучал в дверь. Ему отворил сам Эзер, подняв лампу, чтобы рассмотреть вошедшего.
– Мой царь, – вскрикнул он тревожно при виде растрепанного Давида. – Что происходит?
– Я прошу у тебя приюта на одну ночь.
Эзер быстро отодвинулся, чтобы впустить Давида.
– Входи, прошу тебя, входи, – сказал он, широко распахнув дверь.
– Саул пытался меня убить, и я убежал в лес.
– Ты хотел защищаться лирой? – спросил Эзер.
Сидя на табурете, Давид рассказал о произошедшем.
Хижина ожила, проснулась жена Эзера, она вышла посмотреть, что происходит, и еле сдержала удивленный возглас при виде Давида.
– Согрей молока, – попросил ее Эзер. – И приготовь ложе для моего хозяина.
– Ты можешь отправить кого-нибудь к моей жене сообщить, что я цел и невредим? – спросил Давид.
– Своего сына, – ответил Эзер. – Он не привлечет внимания.
Это был десятилетний худой паренек, сначала вялый со сна, а потом оживший от предвкушения своей ночной миссии.
– Будь осторожен, следи, чтобы никто не шел за тобой на обратной дороге. Легко, как мушка, невидимо, как ветер, слышишь?
Мальчишка кивнул. Его глаза горели, полные отважной гордости.
– Ты думаешь, что за ним могут следить, чтобы убить меня? – сказал Давид.
– Никто в армии не поднимет палец на тебя, – ответил Эзер. – Даже Авенир, если ему отдаст приказ царь. Но у Саула есть беззаветно преданные люди. Он может купить наемного убийцу.
Давид задумчиво выпил молоко и съел хлеб с кунжутом. Он немного успокоился.
– Этого следовало ожидать, – сказал Эзер. – Старейшины не могли долго хранить секрет. Ахия был осведомлен о твоем миропомазании Самуилом, и он передал весть Саулу.
– Но Ахия неплохой человек, – заметил Давид.
– Он неплохой человек, но он слуга Саула, а не Самуила. Он бы чувствовал себя виноватым, не сообщи об этом Саулу. В любом случае, рано или поздно Саул узнал бы о твоем царствовании. Твоя смерть – это единственная месть Самуилу. Как ты этого не понял?
– Что Ионафан? – спросил Давид.
– Мы говорили о тебе вчера. Он не верит, что было коронование, и если бы я даже сказал, что присутствовал там, он бы мне не поверил. Он слишком уверен, что он сам наследует трон.
Давид вздохнул и растянулся на ложе.
– Спи с миром, – сказал Эзер. – Я поставлю охрану.
Давид проснулся с первым лучом солнца. Выйдя из своих покоев, он нашел у дверей двух солдат, которые сердечно поприветствовали его. Давид умылся. И немного погодя сын Эзера с гордостью сообщил ему, что поручение выполнено. Сам Эзер приехал с малоприятными новостями. Оказалось, что после бурной ссоры с Ахией Саул опять закрылся в своих покоях, отказываясь кого-либо видеть.
– Ты можешь вернуться к себе, – сказал Эзер, – но я не знаю, насколько именно времени. Саул тебя считает предателем, и он попытается снова убить тебя, чтобы его дети унаследовали трон.
Жена Эзера принесла две чаши с горячим молоком; хозяин протянул Давиду одну из них и продолжил:
– Саул потерял над собой контроль. Я боюсь, как бы не произошло ничего дурного в случае боя с филистимлянами, в котором Саул должен принять участие. Но в любом случае его время сочтено.
«Что делать?» – спрашивал себя Давид.
Как будто услышав его мысль, Эзер сказал ему:
– Давид, ты – царь. Потерпи. Твой день записан на небе. Самуил знал, что делал.
Давид отправился домой с тяжелым сердцем. Когда он толкнул дверь, Мелхола бросилась к нему. Она плакала.
– Самуил сглазил его! – бормотала она. – Как ты мог сделать подобную вещь!
Но Давид не смог ей ответить.
Жизнь вернулась в свое русло, возобновились обычные разговоры Давида, Авенира и Ионафана по поводу стычек с филистимлянами. Лазутчики Хебре Невчеих постоянно следили за перемещением своих врагов, и все, казалось, указывало, что они собираются в окрестностях Гивы с племенами дан и биньямина. Стычки значительно умножились через несколько дней. Приходилось выжидать, чтобы удобнее расположить отряды, не дав им потом рассеяться при нападении. На этом настаивал Давид. Авенир и Ионафан придерживались другого мнения, и трое мужчин готовили свои отряды для решающего действия. Ни Авенир, ни Ионафан не посвящали Саула в свои диспозиции; царь словно впадал в младенчество.
В момент расставания Ионафан бросил долгий взгляд на Давида. Тот смущенно улыбнулся и спросил царевича, о чем тот думает.
– Я тебя узнал в весну твоей жизни, – ответил Ионафан. – Я смотрю на твое лицо и вижу лето. Взгляд сумрачный и зрелый.
Давид качнул головой, заставляя себя молчать, чтобы не пробудить в Ионафане серьезные причины для конфликта с отцом.
– Что бы ни случилось, я клянусь: ничто не сможет нас разлучить.
Глаза Давида увлажнились.
Несколько дней спустя, когда, по данным лазутчиков, филистимляне собрали десять тысяч человек на севере у подножия горы Вефель и на западе на границе долины Аялон, Давид застал Мелхолу сильно возбужденной, с искаженным лицом.
– Давид, надо сейчас же уезжать! – сказала она ему. – Покидать Гиву! Если нет, то завтра ты умрешь! Саул с утра приказал слугам следить за домом. Они уже три раза спрашивали о тебе, я сказала, что тебя нет и я не жду тебя раньше завтрашнего дня. Я сообщила Ионафану. Он поможет тебе бежать. Я знаю, что они вернутся завтра на заре, а может, даже ночью.
– Куда же я пойду? – спросил он дрогнувшим голосом.
– Ионафан ждет тебя под окном во дворе слуг.
Мелхола протянула ему лиру. Он захватил свой плащ.
Убедившись в грозящей ему опасности, Давид отправился во двор слуг. Он наклонился через окно и заметил внизу темную фигуру: это был Ионафан. Он тихо свистнул. Ионафан поднял голову и протянул руки. Давид перекинул ноги через окно и чуть было не упал. Ионафан поддержал его, натянул капюшон плаща на плечи и голову.
– Иди за мной, – шепнул он. – Мы спустимся по дороге, она пустынна в такой час.
«Вот, – думал Давид, – куда привели победа и красота – к недостойному бегству: словно вор, я должен скрываться в ночи».
Они спустились по крутой дороге, долго шли, потом Ионафан остановился.
– Я тебя оставлю здесь, – сказал он. – Иначе отец меня тоже будет преследовать.
Ночь надела свои сумрачные одежды, пейзаж, омытый луной, был как плохой сон.
– Иди на юг, к племени юда. Там тебе будет лучше, – сказал Ионафан.
– Произошло что-то новое? Теперь твой отец хочет меня убить?
– Нет, но помутнение рассудка усиливается. Накануне я тебя отправил к нему петь, он мне поклялся, что не коснется и волоса на твоей голове. Однако он меня обманул. Он себя обманул. Он не принадлежит больше себе. Пусть боги сжалятся над нами.
«Боги, – подумал Давид. – Почему их много?» Они расстались. Ионафан дал Давиду флягу и сумку с хлебом и финиками. Каждый раз, когда Давид оборачивался, он видел неподвижную фигуру Ионафана, пока ночь не поглотила его.
На заре посланники Саула постучали в дверь дома. Рабы пошли им открывать; с ними была Мелхола.
– Мы пришли арестовать Давида по приказу царя, – сказали они.
– Вы арестуете больного человека? – спросила она.
– Мы должны его увидеть.
– Только не будите его. Он спит.
Она отвела их в едва освещенную комнату. Они заметили укрытого человека на ложе. Всклоченные, слипшиеся волосы говорили о том, что у него действительно жар.
Они вернулись во дворец, объясняя, что не могли вытащить больного из постели.
– Принесите сюда постель! Я убью этого притворщика своими руками! – гремел Саул.