После трапезы сгонял в царскую часовню, типа помолиться, помедитировать и все такое -- надо же образ государя-инока поддерживать, -- а на обратной дороге заглянул в дворцовую библиотеку на предмет разжиться чем-то на почитать.
К моему удивлению библиотекарем оказался не почтенный старец, а вполне себе молодой, лет так двенадцати, парень, ничем канцелярскую крысу не напоминающий: высокий, атлетически сложенный, и ни с какого боку не аристократ, если судить по «бородатому праву», а вовсе даже из сословия ремесленников. Ну то-есть гладко выбритый и с короткой стрижкой «под ежика».
-- Внезапно. -- прокомментировал я, когда парень, а был он, несмотря на ранний час уже на службе, поднялся из-за столика библиотекаря и вежливо меня поприветствовал. -- Неожиданно. Я бы даже сказал -- свежо. И как же это столь молодой человек оказался хранителем дворцовой библиотеки?
Бахмет -- молодой человек представился когда здоровался, -- чуть улыбнулся. Так, кончиками губ, едва заметно.
-- Я был лучшим учеником философа и наставника царевичей, Щумы Золотой Язык, ваше величество. -- он с достоинством (опять!Да сколько можно?!!) поклонился. -- Когда прошлый библиотекарь преставился, он рекомендовал на это место меня.
Так, надо будет выяснить, каком-такому пацифизму учит Асира и Утмира этот Длинный Язык, если после его уроков такие бугаи предпочитают целыми днями пыльными бумажками шелестеть, вместо того, чтобы девок портить. А после дознания на языке-то и удавить!
Ха! А я-то еще расстраивался, что надо придумать повод для казней!
-- Я тоже льщу себе надеждой когда-то вступить в философское сословие, а здесь -- парень обвел помещение широким жестом, -- просто неиссякаемый источник знаний, какого ни в одном публичном скриптории не найдешь. Столько редких трактатов, так много почти неизвестных трудов... Мой отец, а он глава гильдии переписчиков, государь, так что мало найдется в Ашшории людей лучше него разбирающегося в книгах, так вот -- многие из них он почитал давно утраченными.
-- Поди ты!
Ну теперь понятно, откуда деньги на обучение у такого философа взялись. Глава столичной гильдии это вам не хухры-мухры. Этот может дать сыну самое лучшее образование из возможного, а не ограничиться обучением счету и письму в классе философа-ученика, как большинство, или даже литературе, истории и математике у философа-подмастерья, как довольно многие. Финансов хватит.
-- А чего же он их не скопировал тогда? -- спросил я.
-- У него сюда доступа нет, а блаженной памяти царь Каген не слишком увлекался чтением. -- вздохнул Бахмет.
-- Понимаю. -- кивнул я. -- Это у нас семейное. Значит, говоришь, утраченные труды в моем дворце мыши едят?
-- Я, по мере сил, стараюсь переписывать наиболее изношенные свитки, государь. -- ответил библиотекарь. -- Князь Папак в должном количестве снабжает меня бумагой, но на пергамент тратится неохотно, увы.
-- Экономит? Молодец. Будущее все равно не за выделанными шкурами. -- одобрил я рачительность кастеляна. -- А книги эти, они содержат ценные знания и лежат тут мертвым грузом, выходит?
-- Не совсем мертвым, иногда кто-то из придворных берет свиток-другой для чтения...
-- Понятно все. -- я махнул рукой. -- Можешь не продолжать. Нет, ну когда библиографические редкости лежат невостребованные, и никто кроме нескольких зажравшихся говнюков к ним доступа не имеет, это непорядок. А открыть дворцовую библиотеку для всех, это тоже не выход -- мигом раздуванят.
-- Государь, если бы вы распорядились переписать их для скрипториев хотя бы в нескольких экземплярах... -- Бахмет запнулся.
Оп-па! А чего это мы так мило порозовели? А потупились чего? Ну прям я не понимаю, что заказывать надо у переписчиков, а давать заказ от имени Ежиного гнезда кому-то кроме как главе гильдии -- моветон. И пусть он (разумеется) привлечет гильдийских к выполнению заказа, подрядчикам он будет платить за работу гораздо меньше, чем царь -- ему самому. Хороший ему выходит профит, на то и глава.
Как по мне -- нормальные деловые отношения, так чего смущаться-то? Или, может, парень действительно о книгах радеет, и только сказанув понял, что нечаянно пролоббировал интересы отца, оттого и стушевался?
Ну а что? Возможно. Ученые и философы, они частенько не от мира сего -- а Бахмет как раз в их ряды-то и рвется.
-- Так... -- я вытащил из стеллажа первый попавшийся свиток. -- Переписывать они их будут долго...
Подумал несколько мгновений одну старую мыслишку я хмыкнул.
-- Вот что, запирай свою лавочку, и пошли со мной. Кажется я знаю, как и книги спасти, и твоей семье озолотиться.
По пути в царевы комнаты я успел ознакомиться с прихваченным мною свитком и удовлетворенно хмыкнул. «Сказание о подвигах Яломиште Лиса». Тот еще был герой древности -- помесь Геркулеса, Казановы и Мюнхгаузена, насколько я помню. Однозначно, почитать будет интересно.
Родные пенаты встретили меня обиженным мявом, -- ну как же, бросил одного и куда-то ушел, нехороший человек, -- и цокотом коготков несущегося ко мне мурлыки. Подхватив кота на руки (спина и колени отдались тупой болью от резкого движения), я кивнул Бахмету на стул, садись де, а сам прошелся по комнате, гладя прижавшийся ко мне и счастливо мурлыкающий пушистый комочек. С мыслями собирался, да формулировки подбирал.
-- Скажи мне, Бахмет, горек ли хлеб писаря? -- издалека зашел, главное чтоб в затылок не предложили поцеловать...
-- Несладок, государь. -- ответил библиотекарь. -- Весь день корпеть над свитками, разбирать полустертые, порой, буквы и целые слова, выводить каждую черточку с великим тщанием, дабы все было понятно и разборчиво, да еще постоянно следить, нет ли ошибки где... Под вечер спина отказывается разгибаться, пальцы сводит судорогой, а голова кругом идет. Зимой же и того пуще -- работать приходится при лучинах или свечах, ибо день короток, а работы не убавляется...
-- Вот. -- кивнул я. -- А скажи, несмотря на все эти старания, есть ли хоть две совершенно одинаковые, до последней запятой, книги?
-- Сомневаюсь. -- юноша покачал головой. -- Как не следи, а где-то да ошибешься, в ином же месте, наоборот, увидишь что ошибся твой предшественник, да поправишь. Не в людских это силах, большую книгу совсем без ошибок написать. Так, мелочь какую разве -- это да, можно.
-- Вполне в людских. Только тут на подмогу нам должна придти не усидчивость с внимательностью, а философские познания. -- я сел у стола, уложил котенка на колени и выскреб из канделябра застывшего воска. -- Сможешь пару букв слепить? Так, чтобы поверхность плоскою была.
-- Как на вывесках, куда бронзовые буквы вставляют? -- уточнил Бахмет.
-- Навроде того. -- кивнул я.
Библиотекарь принял воск и в миг смастерил пару знаков алфавита -- самых простых из всех тридцати восьми имеющихся, потому никакой задней мысли, полагаю, у него не было. Хотя сочетанием именно этих двух знаков в ашшорском языке обозначается то, что (как я смутно помню) на моей родине пишут тремя на заборе. Вышло довольно изящно, если не сказать -- мастерски. Вот что значит книжник, ученый человек -- из чего хошь текст сварганит.
-- Прекрасно. -- отметил я, принял литеры, и прикрепил к некоему подобию дощечки, которую слепил за это время все из тех же огарков. -- Теперь гляди.
Я придвинул к себе лист чистой бумаги, затем открыл вазочку с вареньем, оставшуюся с завтрака-перекуса, макнул в него литеры, и, дождавшись когда с воска окончательно стекут капли, приложил их к листочку. Сжульничал, конечно, прижал так, что повторить фокус заново уже не удастся, однако в результате на бумаге оказались слегка размытые, бледные, но вполне различимые оттиски.
-- Вот. -- я придвинул бумагу к библиотекарю.